Он смотрит на Доминика. Небритое, осунувшееся лицо, обветренные губы, тёмные тени под глазами, ясно очертившиеся скулы. Костяшки пальцев левой руки стёсаны, под ногтями грязь, из-под лёгкой куртки виден ворот несвежей рубашки. Ботинки пыльные, носы у них сбиты.
– Ники, – мягко обращается к брату Бастиан. – Это ни к чему хорошему не приведёт. Посмотри на себя. Выглядишь ужасно. Чем ты питаешься?
– Тем, что у нас можно взять на кухне.
– Ты проводишь среди плебеев слишком много времени. У тебя синяки под глазами. Там же сплошная дрянь в воздухе, брат!
– Дооооо, в воздухе дрянь, девки все заразны, всюду грязь! – пафосно вскидывает руки Доминик. – Бастиан, люди живут не только в Ядре. Такие же, как мы. После свадьбы у нас с Кейко будет право на своё жильё, и мы переберёмся в дом Вероники. Или там тоже дрянь в воздухе?
Он вскакивает, делает было шаг, но Бастиан рывком осаживает его обратно.
– Пойдёшь, когда ответишь на мой вопрос!
Ники меняется в лице, раздражённо сбрасывает руку брата.
– Хочешь знать, зачем мне это? Я след оставить хочу, – его голос резко садится, и Доминик почти шепчет: – Я хочу свою жизнь – лишнего ребёнка, никчёмного человека в Ядре – прожить так, чтобы обо мне хоть кто-то вспоминал с теплом. Я хочу семью, в которой будет любовь, а не расчёт. Я хочу своего места в этом мире. И я добьюсь этого сам. Не как ты, не как отец, не как любой мужчина, рождённый в Саду и живущий в Ядре на полных правах. Вам всё дано сразу: должность, еда, обеспечение. Вам хотеть-то нечего…
– А ты, стало быть, несчастный и бесящийся с жиру лишний элемент? – язвительно спрашивает Бастиан.
– Для тебя и семьи я точно лишний. Но не для Кейко. Она меня любит.
– Лю-у-убит? Вот как! Дурень, да ты смешон! Мне трудно поверить, что после меня Советником может стать такой клоун!
– Смейся. Быть клоуном лучше, чем убийцей.
Бастиан тут же смолкает, взгляд его темнеет от ярости.
– Ты что несёшь…
Доминик пользуется моментом, спрыгивает с качелей и делает несколько шагов в сторону.
– Правду слушать неприятно, аж кулаки чешутся? – ядовито спрашивает он. – Я не зря спросил, куда делась биологическая мать Амелии. Это чтобы семью не позорить, верно, братец? А я её помню, тоже пару раз к ней заглядывал. Редкой красоты была девица. И смеялась звонко. Как её звали?
Он смотрит на Бастиана, застывшего, как изваяние, и смело продолжает:
– Ну что ж поделать, раз в Ядре так принято! Заделал дитя – плод в Сад, доращивать, а мать в биореактор. Только я не такой, как ты. И не такой, как отец. И эта твоя «честь семьи» – пустой звук, за которым прячутся гнилые дела. И если ты не вернёшься завтра со своей морской прогулки,