– Ты прямо как Золушкина крестная из мультика, – не удержалась я.
– Такая же толстая? Или смешная? – проворчала мама.
Она положила на комод раскрытую книгу переплетом вверх, подошла к шкафу и выудила из него свой старый розовый свитер с дырками на локтях.
– Держи.
Я накинула свитер на плечи, стала завязывать рукава узлом на груди.
– Нет, нужно надеть! Давай помогу.
– Ну ма-ам…
Но мама уже уселась на край кровати и помогла мне натянуть свитер. Я скрестила руки на груди и сердито уставилась на нее.
– Когда ты будешь считать меня взрослой?!
– При чем тут… Ты спишь на ходу, вот я тебе и помогла.
– Неправда! Я уже час не могу заснуть!
– Почему?
– Катино белье ледяное!
Мама провела рукой по одеялу, разглаживая его, дотронулась до подушки.
– Вроде теплое, – удивилась она, а потом добавила: – Ты просто волнуешься перед первым уроком.
– Я не умею с детьми, – прошептала я, укрываясь одеялом с головой.
– А? А с Гусей ты неплохо справляешься!
Гуся – это домашнее прозвище Генки, Катиного сына.
В шесть месяцев он никому не улыбался и только твердил: «Га-га-га».
На семейных праздниках нас с ним обычно отсылают в бабушкину спальню. Там он скачет на кровати под музыку из бабушкиного допотопного музыкального проигрывателя, а я снимаю его прыжки на телефон и делаю потом клип, который мы показываем взрослым. Иногда к нам присоединяется Катя. Она закатывает глаза, указывая на праздничный стол, за которым собрались взрослые, и шепчет: «Достали». Катя смеется над нашим клипом, а потом дает Гусе свой планшет. Мы усаживаемся в уголке: Гуся играет, я проверяю электронную почту. Вряд ли это называется «неплохо справляешься с детьми».
– Ты не волнуйся, – мама отвернула край одеяла, под которым мне стало душно, – ты – специалист. Они тебя вызвали. Готовы заплатить за твои знания. Веди себя достойно.
– Страшно, – сорвалось у меня.
– Всем страшно, – кивнула мама, – потом привыкнешь.
Главное, паспорт не забудь. Там целых два охранника: один на въезде во двор дома, другой – у лифта.
Мама ушла. Я лежала, лежала… Думала про разных учителей. Про Ильмиру Александровну, которая проверяет по сто раз каждый пример, но при этом не способна написать правильно мою фамилию. Про литераторшу, помешанную на водолазках. Про свою любимую англичанку Ольгу Сергеевну, которая обожает изводить двоечников, обращаясь к ним на английском. Про историчку, которая презирает всех, кроме Ули (у нее мама работает в музее) и Ромки.
Я не смогла припомнить ни одного учителя без недостатков. Пожалуй, только обществовед Илья Михайлович был ничего. Хотя «ничего» – это самое подходящее для него слово. Он что-то вещал вполголоса, без эмоций, глядя поверх наших голов, и складывалось впечатление, что он нас не замечает. Он был похож на ту рыбу, что не имеет вкуса рыбы, и маленьким детям подсовывают из нее котлеты,