– Посиди пока, – сказал Федор Алексеевич, бросая вожжи Славке на колени. Затем поднялся на крыльцо.
Дверь в дом оказалась незакрытой. Он вошел в просторную, грязную кухню, наполненную запахом жареного лука, картошки, пареной брюквы. У плиты суетилась старуха.
– Здравствуйте, бабушка, – громко сказал Федор Алексеевич.
Старуха проворно обернулась, убрала под черный платок выбившиеся седые пряди волос. Лицо ее было моложавым и даже румяным. Она приветливо поздоровалась, как ружье к ноге, опуская кочергу, смахнула передником пыль с крашеной лавки, пригласила гостя сесть.
Через несколько минут Федор Алексеевич узнал, что дом этот принадлежит молодому доктору Павловскому, который уехал в Москву на курсы усовершенствования врачей, забрав с собой жену и сына. А старушка работала у Павловских няней. Зовут ее Еремеевной. В одной комнате этого дома живет прежний его хозяин – больной, одинокий старик Федоренко. Лет пять назад разбил его паралич – он потерял речь, отнялись ноги и руки. За больным стариком ухаживала она из жалости. Думала, за это и к ней на старости лет кто-нибудь милосердие проявит. Еремеевна получала пенсию Федоренко, кормила его и по совету доктора Павловского в комнате больного целыми днями держала окно открытым.
Разговаривать со стариком Федоренко было невозможно. Но директору из педагогических соображений хотелось заставить Славку извиниться хотя бы перед няней. Он коротко рассказал ей историю с марками. Еремеевна всплеснула руками, заволновалась; она и не предполагала, что кого-то может привлечь открытое окно.
Федор Алексеевич вернулся за Славкой, но, к удивлению своему, во дворе его не обнаружил. Опустив голову и широко расставив толстые ноги, стоя дремал Трошка. На сиденье ходка лежал туесок с марками.
– Ростислав! – негромко позвал Федор Алексеевич.
Ответа не последовало.
Тогда он вышел за ворота. Широкая улица была безлюдна.
Директор возвратился в дом, передал Еремеевне письмо и туесок, извинился за своего воспитанника и, расстроенный, поехал в Коршун.
А Славка тем временем на попутной машине добрался до Коршуна и весь вечер не выходил из дому. Зло оборвал мать, когда та сделала ему замечание за то, что он завалился на кровать в грязных сапогах. Нагрубил отцу, который, как обычно, пришел домой в нетрезвом виде.
Так, не раздеваясь, до полуночи провалялся Славка в постели, то намереваясь утром бежать к Федору Алексеевичу извиняться, то приходя к выводу, что делать этого не надо.
4
Ваня Лебедев-Лабосян тоже кончает девятый «А». Он сирота. Родителей своих не помнит. Восемь лет назад из Коршунского детского дома взял его на воспитание директор лесозавода Вартан Акопович Лабосян. Отношения у них сложились самые дружеские, живут, как говорится, душа в душу.
В детском доме в деле Ивана Ивановича Лебедева сохранился единственный документ – акт с двумя неразборчивыми подписями.