– Вам-то какое дело? Лавры Лафайета грезятся? Или Костюшки? Япония вам не Америка, сударь, времен Вашингтона. Не место для революционеров. Особенно вашего типа. Снесут башку. Мечом. И баста. Самураи.
– Приятелей поминаете, – злобно и разочарованно просипел охотнорядец, словно на террасе был еще кто-то третий. А не только они двое. – Остереглись бы. Типун на язык. Ишь, грозить взялись. Мировая революция не за горами…
– Не будем дискутировать, друг мой. Каждый останется при своем мнении. Я вам плачу. И неплохо. Вы выполняете мои мелкие поручения.
– Хорошо. Я расскажу ему о Таори.
– Не забудьте вот что вставить при случае, друг мой. Русские привезли Таори, чтобы передать его в руки императорских властей. Он скрывался на Сахалине.
– Допустим. Наплести могу что угодно. А потом? Что будет после?
– А это уже не ваша забота, сударь, – жестко отрезал люстриновый сюртук, – Ступайте. Передайте ему новость сегодня же.
Молодец встал, подхватил котелок и трость. Поторопился выпалить скороговоркой:
– А деньжонок? За работу?
Любитель молока изумился.
– Деньжонок?
– Ну-с. Тысчонку-другую, лучше в британских фунтах… Прежнее потрачено… и у нас стеснение в средствах… в наличности…
Черный сюртук окинул молодца скорбным взглядом, процедил:
– Ступайте, сударь, не зарывайтесь. И вспомните по дороге. Есть способ доставить вас вновь на Охотскую каторгу. На круги своя. Так, кажется, поговаривали попы в тюремной часовне?
– Сон? Кровавое озеро?
Два округлых камешка – белый и черный – перекатывались в цепких, как когти беркута, пальцах старого владетельного князя Тода.
– И ты плыл к берегу, спасаясь от погони, Такуан?
– Да, учитель. Я плыл к замку. Но…
– Замок сгорел.
– Да. Откуда вы знаете?
Камешки перекатывались в старческих пальцах.
– Я тоже видел сегодня ночью этот сон, Такуан.
За прикрытыми рамами-седзи ветер пел в ветвях исполинской сосны, росшей во дворе замка со времен сегуна Иэясу.
– Не стоит много думать о прошлом, – сказал старый князь.
– Почему, учитель?
– Потому что огонь угасает, но не исчезает. Развороши догоревший костер палкой – внизу, под пеплом, всегда найдется уголек, который вновь породит пламя.
– Но огню нужна пища. Дрова, учитель. Иначе ему не возгореться.
– Человеку тоже нужна пища. Человек, как огонь. Не правда ли, сын мой…
– Боюсь, что я не совсем понимаю вас, учитель.
– Что же здесь непонятного, Такуан. Мы умрем. Наши тела исчезнут во прахе, но если мы пожелаем, наша смерть повлечет перевоплощения. Желание такого рода называется кармой. Мы потеряем тело, но карма сохранится. Если знаешь истинное, то зачем сожалеть о смерти? О прошлом? О тлене? Разве не так, Такуан?
– Да, учитель.
– Жаль, что теперь немногие