– А ты покажи, покажи! И докажи! На словах вы все герои.
Пигмалион лишь ошалело переводил взглядом внутри себя с одного хохочущего лица на другого; дар ли его, или каприз Афродиты, позволял ему видеть сейчас хорошенькие физиономии. Но эта картинка, способная возбудить любого нормального мужика, заставила его проморгать движение рук затейницы Дездемоны. Сейчас именно она взяла на себя командование телом, ухватившись за невеликий отросток, и принявшись мучить его, совершая поступательно-возвратные движения. Валентина сподобилась скомандовать лишь подбородку царя, отвисшему практически до груди, да еще поправить подружку: «Не возвратные, а развратные!». Теперь она в полной мере прочувствовала, каково было (и есть) находиться в чужом теле, и порою следовать событиям и поступкам, которые тебе совсем не нравятся.
– Постой! – сказала она себе, а потом и всем остальным, – а разве Афродита не у меня просила разрешения на этот эксперимент; разве не меня она назначила «любимой женой» этого вот сморчка?!
И сразу все стало на свои места. Тело опять готово было выполнять лишь ее команды; шаловливые ручки оторвались от мужского «сокровища», и сплелись на голой груди. Правая царская ножка чуть выступила вперед, а грудь наполнилась воздухом, и вполне заметной спесью, с какой монарх и должен был встречать своих подданных. Зычный голос призвал в царскую опочивальню с десяток прислужниц, на которых сам Пигмалион никак не отреагировал – не дрогнул ни душой, ни телом. Валентина лишь усмехнулась, а потом (пока царь давал распоряжения насчет завтрака) повернулась внутри монаршего тела к хихикнувшей рядом Дездемоне.
– Что? – задала она короткий вопрос.
– Сдается мне, – оглядела сразу всех подруг венецианка, – что мы здесь задержимся.
– Почему?! – воскликнули сразу три, или четыре женщины; лишь Кошкина, уже начавшая догадываться о причине нервного веселья Дездемоны, слушала ее молча.
А та, разразившись еще одним коротким смешком, напомнила всем:
– Вспомните – как; в какой момент наш Николаич возвращался в свой мир. Какой «ключик» открывал дверь в двадцать первый век? Здесь такой ключ не работает. Лично убедилась.
Она поднапряглась, и выудила из памяти Валентины подходящие случаю строки:
Орехи славные, каких не видел свет;
Все на отбор: орех к ореху – чудо!
Одно лишь худо —
Давно зубов у Белки нет.
И она подняла на уровень глаз Пигмалиона его же руки, на которые умелые служанки (или рабыни) тут же накинули какую-то одежку. Служанки, кстати (в иносказании Крылова «орехи») действительно были все «на отбор» – красавицы, ядреные и… готовые на все. Но, увы – «беззубой Белке», царю, от них нужны были лишь царский хитон, да золоченые сандалии. Ничто – ни в душе, ни в теле так и не восстало.
– Древнегреческие одежки, между прочим, – тут же хором опознали