– Слава богу, что теперь недолго осталось тянуть эту дурацкую петрушку.
Как-то вечером к Давыдовым заехал Михайловский – справиться о здоровье Александры Аркадьевны.
– Я на минутку, – объяснил он в передней, не снимая пальто, вышедшей встретить его Марии. – Только хочу узнать, как чувствует себя ваша мама… Страшно занят – выходит книга журнала. Был в типографии и тороплюсь домой просмотреть последние листы верстки.
Она все-таки убедила его пройти в столовую и выпить стакан чаю.
– Вы что же не зовете меня в посаженые отцы? – шутливо-строгим тоном обратился он к Куприну, блеснув золотым пенсне. – Слышал я, что скоро уже свадьба, а ни вы, ни Муся мне ни слова. Вы, кажется, забыли, Александр Иванович, что я вам крестный отец. Забывать этого не следует…
Прощаясь, Михайловский сказал:
– На днях получил письмо от Короленко. Он спрашивает, правда ли, что Муся выходит замуж за Куприна. Теперь, пишет он, «Русское богатство» его, конечно, потеряет. Я ему еще не ответил на это, – и Михайловский вопросительно посмотрел на Куприна.
– Женитьба на Марии Карловне к моему сотрудничеству в «Русском богатстве» не имеет ни малейшего отношения, – ответил Куприн.
– Увидим, – улыбнулся Михайловский.
Куприн незаметно для себя уже участвовал в работе «Мира божьего» (хотя по-прежнему главное свое внимание уделял «Журналу для всех»). И здесь он сразу столкнулся с властным характером Александры Аркадьевны, которая и в тяжкой болезни не желала поступаться своими правилами и литературными вкусами.
Однажды, зайдя к ней в комнату, он застал там Богдановича.
– Вот мы с Александрой Аркадьевной говорили о том, какая скучная беллетристика во всех толстых журналах, – обратился Ангел Иванович к Куприну. – Нет ничего выдающегося, останавливающего внимание. И, главное, везде одни и те же имена…
– Если хотите, – предложил Куприн, – я могу попросить Антона Павловича отдать в «Мир божий» пьесу «Вишневый сад»… Он ее заканчивает… Я не обращаюсь к нему с этой просьбой от имени «Журнала для всех» – его небольшой объем не позволяет поместить пьесу целиком. Делить же ее, конечно, нельзя. Да и гонорар Чехову для такого небольшого журнала, как миролюбовский, был бы слишком тяжел.
– Гонорар? – переспросила Александра Аркадьевна. – А какой же гонорар?
– Тысяча рублей за лист.
– Что? Тысяча за лист? Да это же неслыханно! – воскликнула Александра Аркадьевна. – И это Чехову, значение которого почему-то стали так раздувать последние два-три года. Чуть ли не произвели в классики. Да знаете ли вы, Александр Иванович, что «Вестник Европы» – самый богатый из журналов – всегда платил Глебу Ивановичу Успенскому, не чета вашему Чехову, сто пятьдесят рублей за лист. Глеб Иванович был очень скромный человек и, конечно, сам никогда не поднял бы разговора о размере гонорара. Поэтому Михайловский обратился к Стасюлевичу