– Да, так меня зовут.
– Я тебя спрашиваю, ты знаешь, что из этого листочка была сделана «бомбочка», или как вы это там называете?
– Теперь знаю, – начал приходить в себя Алик.
– Хватит церемониться! Забирайте его, – вставила слово капитанша.
– Так это я бомбочки кидал, – вдруг вмешался Шмуля.
– Ты? А тетрадь Смаковецкого к тебе как попала?
– Так вы же сами сказали, чтобы мы все Шмулевичу помогали учиться. Вот Алик и дал ему тетрадь переписывать, – поспешил прояснить ситуацию Неволя.
– Все так, – подтвердил Иоська.
Захаровна замерла с открытым ртом.
– И ты, значит, набирал мочу и швырял этим в прохожих с крыши? – вступила в права капитанша.
– Шо?! – Шмуля аж поперхнулся. – Да я бы лучше тогда просто им на голову по…ал.
– Шмулевич! – взвизгнула притихшая было на время учительница русского и литературы, на чьем уроке разворачивался весь этот цирк.
– Ну, пописал, – исправился Иоська.
– Не морочь нам голову! На крыше банку с мочой нашли.
– Так и шо? Она моя шо ли? Проведите анализы.
– А гражданин… – начала было капитанша и осеклась. Шмуля заржал:
– Шо на кого-то попало? Так это вода, пусть не беспокоится.
– А…
– А если пахнет, так это он сам с перепугу…
– Шмулевич! – оборвала его русичка.
– Да молчу я.
Когда Иоська под общий гвалт уходил из класса вслед за капитаншей, демонстративно заложив руки за спину, Надежда Захаровна обронила ему в спину:
– Не ожидала от тебя, Шмулевич, такого детского сада. Шмуля остановился. Посмотрел на Алика, потом на Неволю и усмехнулся:
– А это у меня детство в ж…е сыгрануло.
После уроков Иоська поджидал нас возле школы.
– Тебя отпустили?
– А меня и не держали. По мне и так тюрьма плачет, шоб из-за такой мелочи вязать. Впаяли штраф предкам двадцатку. Так шо с вас по пятерке, засранцы. И ишо десятка сверху мне за хлопоты.
– Кто тебе сказал, что…
– Мне никто ничего не говорит. Я просто знаю. Время пошло. Через три дня – гроши. И вообще, хорош в детский сад играть. Учитесь, у вас это краше получается.
Что сказать? Справедливо. Так что наскребли. А с крыш бомбочки бросать перестали. Это оказалось действенней любого комсомольского собрания. Детский сад закончился, а взрослая зона не привлекала. У каждого была своя столбовая дорога. И спасибо Шмуле, на свою он нас не пустил.
Двое в лодке с ружьем и собакой
Петр давно хотел приударить за Мариной основательно и бесповоротно. У них уже все было, но слегка: провожалки домой после работы, целовалки-обжималки в подъезде и кинотеатре на последнем ряду. Не было главного. Марина без обиняков заявила о своем целомудрии до свадьбы. Родители зазнобы не только