Пограничный наряд, ребят не хлипких и не робких, словно подрубили или от неожиданного удара в солнечное сплетение (под дых), переломило пополам, и они по косякам двери сползли на пол.
На крик из спального помещения, названного моряками речной флотилии, служившими при заставе на «утюге» – кубриком, – выскочили взъерошенные со сна пограничники и отрепетировано метнулись к ружпарку, как при команде «к бою!» или «в ружье!» Но Миролич, встав на их пути и размахивая горящей лампой, кричал:
– Отставит! Всем отбой!
Пограничники, кто в трусах и в майках, кто в кальсонах, недоуменно сгрудились перед ним.
– Всем отбой! Не был команда «в ружо»! Нет нарушеня, нет и команда «к бою»!..
На него, на паяльную лампу в его руке, на голый волосатый зад, свисающий с турника, смотрели во все глаза.
Валера Богомазов спросил, кивнув на турник:
– А этот что там делает?
– Он выходной. Он может, где хочет нахадица.
Триполи спрыгнул с турника и стал натягивать кальсоны. Сердито глядя перед собой, негромко ворчал:
– Скатины, савсем зажралы… Волчары…
И только теперь до пограничников стал доходить весь смысл происходящего. Полумрак, мерцающий в нём огонь паяльной лампы, волосатый от колен до спины зад, и ворчание молдаванина на молдавском и на русском языках, похожее на нелепое оправдание. И страдающий от смеха у входной двери наряд – все это, как детонатор к взрывателю, вызвало раскат хохота. И если до этого кто-то не проснулся ещё от крика Триполи, то от рокочущих накатов, сотрясающих заставу, вскочил, как от взрыва.
Триполи был сильно уязвлен: и самолюбием, и пламенем. Ему одному из всех было не до смеха. Он ходил по заставе и ворчал:
– Ху-у, пакост бешана. Ху-у, худбин голодная…
Щёдский, сдавая дежурному автомат АКМ, подсумок с магазинами, штык-нож, услышав его ворчание, засмеялся.
– Что ты, Миша, вполне симпатичная публика. Ласкают до щекотки, покусывают до экстаза.
– Узнать бы, кто нам эту симпатишну публику суда запустил? – говорил Триполи, оттягивая спереди галифе с кальсонами и, пытаясь в недрах их разглядеть не то обожженное место, не то отдельных представителей выше названного сообщества.
Серёжа Сарванов сказал вполне определенно:
– Бактериологическая диверсия, – и кивнул в сторону границы. – Наши лепшие друзья запустили.
– Маленьких таких цзаофанчиков, – добавил Лёша.
– Ху-у, пакост! – воскликнул Михаил и с остервенением зачесал под мышками.
Ребята рассмеялись.
– Смехуёчка