Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе. Александр Стыкалин

в свое дело» и никак не мог бы понравиться в Кремле), но лишь повторил звучавший в прежних его донесениях вывод: «наши друзья до сих пор слабо реализуют данные им советы… о проведении твердой линии в отношении враждебных элементов и демагогов»[33]. «В связи с этим, – подводил итоги посол, продолжавший придерживаться совершенно однозначной позиции, – было бы крайне необходимо до пленума ЦК… в удобной форме еще раз высказать венгерским друзьям наши опасения относительно создавшейся внутриполитической обстановки, которая опасна не потому, что враги являются очень сильными, а главным образом тем, что Политбюро ЦК ВПТ, оказавшись перед фактом известного вражеского нажима, не проявляет должной уверенности и решительности в руководстве партией и страной»[34].

      Первые биографы Андропова публицисты-эмигранты В. Соловьев и Е. Клепикова еще в 1980-е годы, основываясь на доступных в то время обрывочных источниках, сконструировали версию о его предельно жесткой позиции в связи с углублявшимся венгерским кризисом и при этом не были далеки от истины. Вместе с тем они акцентировали в действиях посла момент выбора. Упорно делая ставку на Ракоши и формируя в таком духе мнение Москвы, Андропов, считали они, вел игру с неизбежным риском, ведь его установки шли вразрез с генеральной линией XX съезда КПСС[35]. На наш взгляд, этот риск не стоит преувеличивать: ведь, получив некоторое право на совещательный голос при выработке Москвой ее политики на венгерском направлении, посол придерживался мнения, соответствовавшего прежней, остававшейся пока еще в силе линии Кремля. Значительно больший риск заключался бы в попытке преодолеть инерцию, предложить принципиально новый подход.

      Не может быть никакого спора лишь о том, на чьей стороне был Андропов[36]. Все, что он делал и писал в те месяцы, вдребезги разбивает миф о человеке, который под влиянием своего венгерского опыта стал (задолго до прихода на высший пост в КПСС) сторонником далеко идущих реформ в русле социалистического выбора. А миф этот, рожденный в перестроечной публицистике конца 1980-х годов (особенно в выступлениях Ф. М. Бурлацкого), жив и сегодня. Люди более высокого ранга, выезжавшие летом 1956 года в Венгрию (не только весьма либеральный по кремлевским меркам А. И. Микоян, но даже жесткий ортодокс М. А. Суслов), как правило, давали более умеренные оценки положения в стране и рекомендации относительно путей разрешения кризиса, в их докладных сильнее полутона. Хотя, конечно, надо учитывать, что члены Президиума ЦК КПСС были значительно свободнее в суждениях, чем посол, сильнее связанный установками центра. Своими докладными Андропов, как правило, достаточно адекватно передавал остроту ситуации, но единственный выход видел не в поисках компромисса (чему не чужд был Микоян), а, напротив, в дальнейшем усилении пресса. Бескомпромиссное отношение советского посла к «правым элементам», требовавшим уступок, его склонность к предельной драматизации происходивших