Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе. Александр Стыкалин

поначалу робко, заявлять о себе такой фактор, как общественное мнение, Ракоши проявлял все больше обеспокоенности активизацией сильного соперника. «Кадар стал героем, все оппозиционно настроенные элементы сделали его имя своим знаменем в борьбе против партийного руководства», – говорил он советскому послу в ходе их встречи 18 апреля[22]. Чтобы несколько «попридержать» потенциального конкурента, Ракоши решил ознакомить партактив с материалами, раскрывающими весьма неблаговидную роль Кадара, в то время министра внутренних дел, в фабрикации обвинений против Л. Райка и его соратников в 1949 году. Только собственная причастность к расправе над Райком заставляла первого секретаря партии подходить к этому делу с предельной осторожностью, без излишней спешки. Время, однако, работало не на Ракоши. По мере укрепления в партии реформаторского крыла его фигура все чаще попадала под обстрел публичной критики, что доставляло все больше неудобств всему партийному руководству.

      В связи с работой комиссии по делу Фаркаша И. Ковач доверительно говорил 30 марта Андропову о намерении провести расследование этого дела «как можно организованнее и не дать ему возможность переложить свою вину на т. Ракоши»[23]. Тем не менее к середине мая комиссией был собран огромный материал, компрометирующий и первого секретаря партии. В этих условиях даже такой влиятельный в Политбюро человек, как Эрнё Герё, не пытался направить ход работы комиссии в более «спокойное» русло, вероятно понимая, что при существующем в высших кругах партии раскладе сил может сложиться ситуация, когда сохранить Ракоши в роли лидера окажется невозможным, поэтому более надежна выжидательная позиция; поплыв же «против течения», можно лишь усугубить собственное и без того непростое положение. Инстинкт самосохранения, таким образом, оказывался сильнее личной преданности вождю; все больше людей в руководстве было внутренне готово к тому, чтобы пожертвовать первым секретарем партии ради спасения системы и сохранения своего статуса. Более того, из бесед этих людей с Андроповым подчас отчетливо прочитывается их подспудное стремление ускорить развязку в деле Ракоши. Лица из ближайшего окружения первого секретаря, осознавая его крайнюю непопулярность и очевидную политическую обреченность, сначала очень осторожно, а затем все более открыто и решительно совершали «подкоп» под Ракоши, формировали против него мнение советской дипломатии, а значит, и официальной Москвы. Рассказывая послу об утрате первым секретарем партии интереса к насущным экономическим проблемам, о нарушениях им коллегиальности, о его консерватизме, о который разбиваются любые начинания, эти люди не просто хотели через посольство склонить Москву повлиять надлежащим образом на лидера ВПТ. Они шли дальше, стремясь заранее осторожно прозондировать почву: а как поведут себя в Кремле, если вдруг обнаружат, что об избавлении от Ракоши начинают уже подумывать даже в венгерском