Лукас уже властно и жестко читал следующее заклинание, медленно, но неумолимо охватывающее темный морок черным огнем:
Энтре аукс абос филер,
Ля барде энджисте сагифэр!
Эр лиседж а туре де алер,
ту дивэр!
Элька снова завороженно вслушивалась в мелодику чуждого ей языка, силясь понять, что именно говорит Лукас, что он приказывает темному призраку, и понимание пришло. На сей раз она восприняла заклинание как стихотворение, и мурашки невольно побежали по коже от явной мощи, что ощущалась в словах заклинания:
Заклинаю тебя своей силой,
Стань незримым, неощутимым,
Твое место в Безмирье, где вечная ночь,
Я велю тебе: прочь!
Темная клякса морока, кажется, начала распухать, извиваться, охваченная пламенем силы Д’Агара. А потом взорвалась темными брызгами, которые, так и не успев ничего заляпать, тут же истаяли без следа. Исчезла и наведенная тьма. Теперь в комнате по углам прятались только привычные мирные тени, не связанные ни с какими кошмарами и обязанные своим существованием только времени суток и особенностям освещения. Золотистый «клубок мохера» засиял еще ярче и нежнее, словно, избавившись от темного собрата, смог работать в полную силу.
Лукас поворотился к «клубочку» и снова заговорил, только теперь в его голосе не осталось ни капли угрозы, он стал мягким и ласковым, уговаривающим и даже немножко льстивым:
Энтре верне, этре дранс,
Лес петитс пирес де гранс.
Ун бени дэ кью лаве
Тенюс рансе туавье!
Пока маг говорил, руки его метались в странных жестах, то в сторону светлого морока, то в направлении хотэйчика. Элька увлеченно следила за танцем гибких кистей и чуть отстраненно внимала музыке слов, кажется, на сей раз маг говорил что-то вроде этого:
Светлый призрак сладких снов,
Да услышишь ты мой зов.
Оставайся с девой сей,
Лишь покой и радость сей!
Перевод браслетки вышел довольно неуклюжим, но общий смысл девушка уяснила. Мосье уговаривал «клубочек» переселиться в статуэтку. «Так вот как создается Хранитель Снов!» – осенило Эльку.
Пушистик с каждым словом мага светился все сильнее и сильнее, потом он, словно поддавшись на его уговоры, обернулся светлой лентой и перетек в статуэтку у изголовья кровати эльфийки. Радостно улыбающийся толстячок Хотэй некоторое время золотисто мерцал, а потом стал совершенно прежним, пожалуй, только снова сменил отлив с оливкового на соломенный.
– Voila!