– Хайль Гитлер!
С чувством выполненного долга Виллибальд покинул кабинет. Он был горд, что своим поступком не опорочил свой мундир.
В этот ночной час, с любопытством рассматривая себя в зеркале трельяжа, накрасив глаза и подведя брови, Ева обнаружила, что нравится самой себе. На столике перед ней покоились различные туалетные принадлежности, подчёркивающие окружающим, что она не претендует на властные замашки, а умеет следить за своей внешностью. Она привыкла к украшениям и дня не могла без них выйти позавтракать, пообедать или поужинать. Она ещё так молода, обворожительна и ей надоело каждое утро просыпаться и прислушиваться к шуму битвы. Пусть мужчины дерутся, на то они и мужчины, а она проследит за тем, чтобы в комнатах были порядок и чистота. Жить в грязи и в запахах пота, что источали в коридоре военные, ей претило. Она привыкла к белизне гор Бергхофа, к чистоте тамошнего воздуха, к купаниям в местной речке, и резкая смена обстановки губительно отражалась на её состоянии. Из зеркала на неё глядела хорошенькая женщина, страстно жаждущая любви, нежности и ласки. Неужели он всего этого не замечает? Или держит её от себя на привычной для них дистанции? Как он рисует! Она часами вглядывалась в его картины, что он оставил ей на память, и не могла найти в них ответ на все волнующие её вопросы. И зачем, господи, он полез в эту политику? Сдалась она ему, что из-за неё ему и ей придётся расстаться с самым дорогим на свете, – с жизнью. Адольф вечно занят, управляет битвами по картам, устаёт, но успевает при этом погладить по шерстке овчарку Блонди и её щенят. И он, конечно, любит её, и только её. Счастливая! Как он несчастен здесь, она же не слепая. Власть, изгоняя страх из души Гитлера, впоследствии дала развиться таким чертам, о которых, живи он в другое время, то и думать ужаснулся бы. Когда он из Адольфа опять превращается в фюрера, она видит перед собой совсем иного человека – не такого, каким она знала его прежде. Она подбадривает его, когда они остаются наедине.