– Конечно, моя хорошая, можно. Вот только пани провожу.
– А что за девочка у тебя? – Рузя стала в дверях как упёртая кобылка. – Откуда счастье привалило?
– Иди, Рузя. Ранковый променад не ждёт. Так и солнце сядет, – Христина потемнела лицом и готова была стать стеною между Рузей и девочкой.
– Не сядет солнце. Откуда тебе знать, что мой променад не вечерний? Тебя как звать, девочка?
– Настуся.
Настуся недоумённо смотрела то на Христину, то на неизвестную гостью. Потом вдруг поняв, что гостье здесь не очень рады Настуся сообразила спрятаться в каморке.
– Тина, я потом выйду.
Хлопнула дверь каморки. Настуся затихла там, закрыла лицо руками, чтобы и дыхания её в салоне не слышали. Эта красивая пани, что пришла в салон, вызывала у Настуси необъяснимый страх. Было нечто в неспокойное в глазах пани, нечто напоминающее ту ведьму из сна, которая снилась в прошлом месяце и украла во сне солнце. Стул, на котором сидела Настуся, был старым и скрипучим, от того приходилось не двигаться совершенно. Настуся обхватила руками коленки и закрыла глаза. Когда Христина вошла в каморку, рассмеялась:
– Можно открывать глаза и вставать, наша гостья уже ушла.
– Тина, эта пани злая. Не пускай её больше.
– Как же я её не впущу? Она мне работу приносит, – сказала Христина и погладила Настусю по волосам. – Почему ты говоришь, что она злая?
– Не знаю. Глаза у неё странные.
– Что есть, то есть! Рузиным глазам чертей не занимать! – Христина рассмеялась и обняла Настусю за плечи. – Пойдём, пора перекусить.
Пан Эдвард вертелся перед большим зеркалом, как престарелая варшавская кокетка. Любуясь, он думал, что неплохо было бы стереть с зеркала пыль, а еще лучше вымыть с мылом, потому что разглядеть себя казалось трудновыполнимо, а новый сюртук еще труднее.
– Пан Мрозовский, я вам точно говорю, что в этом костюме вы то, что надо! – раздался за спиной скрипучий голос портного.
– А я не слишком крупным кажусь?
– Ну, что вы! В вашем возрасте иметь такую фигуру самый цимус! Нет-нет! Я вас не уговариваю, но вы таки поверьте, что это правда!
Гриша Бердник тарахтел без умолку. Мрозовский морщился от этого тарахтения, но терпел, потому что лучше Гриши никто не мог сшить костюм. Гриша шил костюмы еще отцу Мрозовского – Льву Мрозовскому – и перешёл по наследству. Если бы у пана Эдварда был сын, его точно назвали бы Лёвой и обязательно привели к Грише, сшить первый в жизни костюм на Пейсах или Пурим. Кроме всего прочего Гриша радовал Мрозовского подробными отчетами. Гриша стучал Мрозовскому не за деньги и не за другой интерес, просто Гриша знал достаточно много пикантных подробностей обо всех, с кем бывал знаком, а удержать всё в себе не имел внутренних сил. В общем, им обоим было удобно: Гриша изливал душу одному единственному Мрозовскому, чтобы не прослыть сплетником и не потерять клиентуру, а Мрозовский всегда знал последние новости о клиентах пана Бердника.
– Что ты всё обо мне, да обо мне? Гриша,