– Что такое? – спросила я спокойным голосом, просунув голову в дверь, чтобы казалось, что голос раздается из моей комнаты.
– Два часа, пора спать…
– Я сплю.
– Ты раздета?
– Да, не мешайте мне писать.
– Ложись.
– Да, да.
Я спустилась и нашла пустое место: несчастный спрятался под лестницу.
– Теперь, – сказал он, возвращаясь на свое место, – поговорим о будущем.
– Поговорим.
– Где мы будем жить? Любите вы Рим?
– Да.
– Ну, так будем жить в Риме, только отдельно от моей семьи, совсем одни!
– Еще бы, да мама никогда бы и не позволила мне жить в семье моего мужа.
– Она была бы совершенно права. И к тому же у моей семьи такие странные принципы! Это была бы пытка. Мы купим маленький домик в новом квартале.
– Я предпочла бы большой. – И я подавила многозначительную гримасу.
– Ну, хорошо, большой.
И мы принялись – он, по крайней мере, – строить план на будущее. Сейчас видно было, что этот человек торопится изменить свое положение.
– Мы будем выезжать в свет, – сказала я, – мы будем жить широко, не правда ли?
– О, да! Говорите, рассказывайте мне все.
– Да, когда собираешься провести вместе жизнь, нужно обставить себя как можно лучше.
– Я понимаю. Вы знаете все о моей семье. Но дело еще за кардиналом.
– Надо будет как-нибудь поладить с ним.
– Еще бы, я это непременно сделаю. И вы знаете, большая доля его богатства достанется тому, кто первый будет иметь сына; и надо непременно сейчас же иметь сына. Только ведь я небогат.
– Что ж такое! – сказала я, несколько неприятно задетая, но владея собой настолько, чтобы не сделать презрительного жеста, – быть может, это была с его стороны ловушка.
Потом, как бы утомленный этой серьезной беседой, он опустил голову.
– Occhi neri, – сказала я, закрывая их рукой, потому что эти глаза пугали меня.
Он бросился к моим ногам и наговорил мне столько, столько, что я удвоила бдительность и велела ему сесть подле меня.
Нет, это не настоящая любовь. При настоящей любви не может быть сказано ничего мелкого, вульгарного.
Я чувствовала в глубине души недовольство.
– Будьте благоразумны!
– Да, – сказал он, складывая руки, – я благоразумен, я почтителен, я люблю вас!
Любила ли я его действительно или только вообразила это? Кто мог бы мне сказать наверное? Однако с той минуты, как существует сомнение… Сомнение уже не существует.
– Да, я вас люблю, – говорю я, взяв и сильно сжимая обе его руки. Он ничего не ответил – быть может, он не понял всего значения, какое я придавала этим словам; быть может, они показались ему совершенно естественными? Сердце мое перестало биться. Конечно, это был чудный момент, потому что он остался неподвижен, как я, не произнося ни одного слова. Но мне стало страшно, и я сказала ему, что пора идти.
– Уже пора.
– Уже? Подождите еще минутку, подле меня. Как нам хорошо! Вы меня любите? – сказал он. – И ты