– Правда?
– Правда. Но дальше… Итак, мы поручим это барону Висконти.
– Хорошо.
Я говорила «хорошо», а думала: «Это мы еще посмотрим».
– Но это еще нельзя сделать так скоро, – сказала я.
– Через два месяца.
– Вы смеетесь? – спросила я, как будто это было совершенно невозможно.
– Через шесть.
– Нет.
– Через год?
– Да, через год. Вы подождете?
– Если нужно; только бы я мог видеть вас каждый день.
– Приезжайте в Ниццу, потому что через месяц я уезжаю в Россию.
– Я поеду за вами.
– Это невозможно.
– Почему?
– Мать моя не захочет.
– Никто не может помешать мне путешествовать.
– Не говорите глупостей.
– Но ведь я вас люблю!
Я нагнулась к нему, чтобы не потерять ни одного его слова.
– Я всегда буду любить вас, – сказал он. – Будьте моей женой.
Мы входим в банальности влюбленных, банальности, которые становятся божественными, когда люди действительно полюбили навсегда.
– Да, право, – говорил он, – это было бы так хорошо – прожить жизнь вместе, у ваших ног… обожая вас… Мы оба будем стары, так стары, что будем нюхать табак, и все-таки всегда будем любить друг друга. Да, да, да… Милая!..
Он не находил других слов, и эти слова, такие обыкновенные, становились в его устах величайшей лаской.
Он смотрел на меня, сложив руки. Потом мы рассуждали, потом он бросился к моим ногам, крича задыхающимся голосом, что я не могу его любить, как он меня любит, что это невозможно. Потом он захотел, чтобы мы признались друг другу в своем прошлом.
– О! Ваше прошлое, милостивый государь, меня не интересует.
– О! Скажите мне, сколько раз вы любили?
– Раз.
– Кого?
– Человека, которого я не знаю, которого я видела десять или двенадцать раз на улице, который не знает о моем существовании. Мне тогда было двенадцать лет, и я никогда с ним не говорила.
– Это сказка!
– Это правда!
– Но ведь это роман, фантазия; это невозможно, это тень какая-то!
– Да, но я чувствую, что не стыжусь этой любви и что он стал для меня чем-то вроде божества. Я ни с кем его не сравниваю и не нахожу ему никого достойного.
– Где же он?
– Да я не знаю. Очень далеко, он женат.
– Вот безумие!
И мой чудак Пьетро имел весьма недоверчивый и пренебрежительный вид.
– Да, это правда. И вот, я и люблю вас, но это уж не то.
– Я вам даю все мое сердце, а вы мне даете только половину своего, – говорил он.
– Не просите слишком многого и постарайтесь удовлетвориться.
– Но это ведь не все? Есть еще что-нибудь?
– Это все.
– Простите меня, но позвольте мне на этот раз вам не поверить. (Как вам понравится такая испорченность?!)
– Нужно верить правде.
– Не могу.
– Ну, тем хуже! – воскликнула я, рассердившись.
– Это превосходит мое понимание, – сказал он.
– Это