Сейчас Рэйчел занята своей первой большой композицией за тринадцать лет, прошедших с момента аварии. Она решила взять за основу струнный квартет, одно из последних ее сочинений, написанных до катастрофы. Рэйчел хочет разбить его и снова собрать, но уже по-иному – как она говорит: «рассыпать его по ветру, собрать части и сложить их в новой форме». Она хочет включить в композицию эмбиентные звуки, в которых стала хорошо разбираться, «чтобы сплести воедино считающиеся немузыкальными звуки», чтобы создать новый тип музыки. На фоне этих звуков она собирается импровизировать дыханием, пением и игрой на разных инструментах (во время визита я обнаружил на ее рабочем столе альтовую блокфлейту, китайскую флейту, сирийскую флейту, латунную водопроводную трубу, колокольчики, барабаны и деревянные ударные инструменты). Основной звук, музыка, будет переплетаться с проекциями визуальных форм и фотографическими иллюстрациями, выполненными самой Рэйчел.
Она сыграла мне на компьютере маленький отрывок из законченной пьесы, которая начинается с «Дыхания… во тьме». Хотя Рэйчел согласна со Стравинским в том, что музыка не выражает ничего, кроме самой себя, она все же, когда сочиняла вступление, думала о коме и близости смерти, о времени, когда, сутками лежа во тьме, слышала только усиленный респиратором звук собственного дыхания. За вступлением следуют «бессвязные фрагменты, символизирующие расколотый мир». Так Рэйчел определяет состояние своего собственного изуродованного сознания в то время, когда «ни в чем не было смысла». Мы слышим горячечные ритмичные пиццикато и разные неожиданные звуки. Их сменяет мощный мелодичный переход, символизирующий возвращение в мир, и, наконец, снова тьма и дыхание – но это уже «свободное дыхание», говорит Рэйчел, символизирующее «примирение