– Конечно, – согласился Додик. – Ты сегодня квартиры не распределял?
– Зря ты так!.. Я ни в чём не виноват… стараюсь ради вас же – ты думаешь, мне это надо? Я ради друзей, а то бы намного хуже было…
– Тебе? – поинтересовался Додик…
– Ну, с тобой сегодня говорить невозможно! Да, знаю я всё и не обижаюсь… Тебя на приёме защитить некому было… времена уже меняются, понимаешь… люди уходят… Если бы Длинный был жив, он бы отбил… а у этой старой суки алиби вечное: она писать не умеет, зато её отец на бронепоезде Вождя возил, а потом сгинул… в солнечных краях… Она ведь тоже нахлебалась… тут же все меченые… мы все… и ты… брат, тоже…
– Конечно, – согласился Додик. – Если соседу хорошо, я, по крайней мере, написаю ему в чайник, если не могу отравить колодец…
– Ну, ты вразнос пошёл! Я тебя одного не оставлю! Пошли выпьем… сейчас замок захлопну…
– Не стоит, Саш… я на казённые не пью! – Додик похлопал товарища рукой по тёплой ковбойке на жирной груди и предупредительно остановил потом свою ладонь перед его лицом, чтобы прекратить излияния…
Организация, в которую стремился Давид Самарский и в которую его не приняли, называлась творческим Союзом писателей, в обиходе СП… Обыватель, или, выражаясь языком самого передового общества, «простой человек», представлял себе горстку неких небожителей – писателей, людей, живущих в непостижимых удобствах, загребающих тыщи и обречённых на все немыслимые радости жизни. Некоторым вообще казалось, что живут они все вместе в огороженном, охраняемом доме и творят, творят, творят… А если даже и застопорится дело – всё же не сапоги тачать да табуретки мастерить, так всё одно: бежит им день за днём кругленькая сумма каждый месяц и пайки казённые выдают на прокорм семьи, чтоб не ушла искра творчества в суету повседневного быта… Надо сказать, что недалеки эти люди от истины были (в отношении немногих некоторых), а что касается праздного любопытства – повидать живого писателя и спросить его о самом главном, и тут бывала удача, правда, тем, кто поближе к разным большим городам жили, потому что писатели все тянулись к столичным трибунам и в пору, когда телевизор ещё только входил в обиход своими чёрными картинками…
Портреты самых главных писателей, как, например, «лучшего пролетарского поэта советской эпохи», «глашатая революции» или признанного «главу советского соцреализма», можно было найти и в школьном учебнике, и на стенке в библиотеке, потому что обязательно изучали их мысли по поводу советского паспорта, скажем, или пацана, который бежал