А теперь красивой была она – его давно отнятая часть. По миру ходила легенда, что после падения дьявола, его красота не была уничтожена, а осталась жить сама по себе. Каждые несколько лет она формировалась в живое существо, не подозревающее о бродящей где-то темной половине. Это существо не рождалось, как младенец от людей, оно просто появлялось подобно силуэту, созданному из лунного света. И вот маленькая девочка с золотыми волосами бродила в лесу, источая свет, а мрачные существа ночи разбегались от нее по кустам. Это было первое, что она помнила. Свое сияющее отражение в темном ручье. И нечто жуткое за спиной. Такой ее нашел Бретт. Он как будто вечно ее искал и ничуть не удивился, когда, наконец, нашел. Он привел ее в заброшенное поместье, посадил перед зеркалом, расчесал ей волосы, предложил кубок с кровью вместо вина… и с тех пор они были неразлучны.
Люди могли бы сказать, что они стали семьей. Но их родство было несколько иным. В каждом времени у нее был попечитель. Всегда очень красивый, под стать ей самой. У Бретта были шелковистые темные волосы и приятные черты лица. Он мог бы стать принцем для какой-то смертной девушки, но он предпочитал жить в лесах и служить Николетт.
Странно, что с каждым годом, проведенным вместе, она начинала ценить его все меньше. А ведь при первой встречи он показался ей удивительно привлекательным. Но с течением времени в ней как будто что-то умирало. Это все власть часов. С тех пор, как напоила их своей кровью, Николетт слышала их стрелки даже тогда, когда не видела их самих. Это было не тиканье и не музыка, как могло показаться вначале, а настойчивые напевные увещевания. Они звали ее. Они были живым существом, владеющим этим миром. Только от нее зависел тот миг, когда разрозненные стрелки соединяться и начнут двигаться уже в одном направление, а не в двух разных. Два мира объединятся, став ее царством. Но стоит пропустить один миг, и все будет по-старому. Стрелки снова разойдутся. Между мирами проляжет все та же граница. Часы останутся скованными прежним размеренным графиком. А им это уже надоело. Живые механизмы золотого существа жаждали свободы и раскованности. Голоса часов так сладко пели. Слаще сирен.
Николетт прислушалась к тишине.
– Я все еще надеюсь уловить в ночи свист крыльев Эдвина, увидеть, как он летит по небу, освещая тьму, – она нахмурилась. – Но мне нельзя близко к нему подходить, нельзя больше смотреть на него… Наша встреча не приведет к добру. Пока!
Вплоть до самого рокового рассвета, когда все изменится. Тогда уже не нужно будет ничего опасаться. Как-то раз она следила за Эдвином издалека, прислонившись к колонне в его замке. На него нельзя было смотреть долго. Слишком велик был соблазн обо всем забыть.
Поэтому она держалась подальше. Но забыть о нем все равно было нельзя. Мысль о том, что где-то существует создание, подобное ей, сама по себе