Мой мозг пылает. Я достаю из серебряного сосуда четырех черных змей. Сначала я пытаюсь прикрепить их к голове липкой лентой, чтобы они висели наподобие волос, но затем решаю расположить их у себя на груди. Струящийся по мне пот мешает это сделать.
Змеи обвивают мои руки как живая вода. Свадьба.
Со змеями на руках я преследую розовую женщину. Она спряталась в автомобиль, как черепаха в панцирь, и начала там танцевать. Женщина напоминает мне рыбу в аквариуме.
Я пугаю одну из моделей. Она бросает свой хлеб и отпрыгивает назад.
Один зритель смеется. Я бросаю модели хлеб в лицо. (Несколько дней спустя во время приема она подошла ко мне и сказала, что, получив удар хлебом в лицо, она почувствовала себя так, словно причастилась, словно это был не хлеб, а гигантская гостия.)
Вдруг наступило просветление: я вижу публику, сидящую в креслах. Одни почти парализованы, другие на грани истерики, третьи возбуждены, но все они неподвижны, их тела не участвуют в представлении, они до смерти перепуганы хаосом, который вот-вот их поглотит. Я должен бросить в них змей или заставить взорваться.
Я сдерживаюсь. Отказываюсь от скандала, который вызовет коллективная паника, я не ищу простых путей.
Спокойствие. Сила музыки. Усилители включены на полную мощность.
Я одет в брюки, рубашку и оранжевые ботинки. Цвет сожженного заживо буддиста.
Я выхожу и возвращаюсь с тяжелым крестом, сделанным из двух деревянных балок. На нем распят цыпленок: голова внизу, хвост наверху, лапы прибиты гвоздями, как у Христа. Я сделал это неделю назад, птица успела протухнуть. На кресте две таблички: на той, что внизу, надпись со стрелкой гласит «Выход наверху», а на верхней – «Выход запрещен». Я протягиваю крест серебряной женщине. Приношу другой. Две таблички-указателя: нижняя указывает наверх, верхняя запрещает выход.
Я передаю крест одной из белых женщин. Приношу еще один. Даю его другой белой женщине.
Обе женщины садятся верхом на кресты, словно это гигантские фаллосы, и начинают бороться между собой. Одна из них вставляет конец креста в окно автомобиля и начинает имитировать половой акт.
Я ставлю кувшин перед крестом. Распятый цыпленок колышется над головами зрителей. Кресты падают.
Я выбираю музыканта с самыми длинными волосами. Заставляю подняться. Он напряжен и скован, словно мумия. Я облачаю его в костюм папы. Надеваю ему на шею епитрахиль.
Женщины, встав на колени, открывают рты и как можно дальше высовывают языки.
Появляется новый персонаж: одетая в трубообразный костюм женщина, похожая на шагающего червя. С помощью этого костюма я хочу показать публике идею заплесневевшего «папского облачения». Папа превратился в камамбер.
Музыкант, подражая движениям священника, открывает банку фруктовых консервов в сиропе и кладет по половинке желтого персика в рот каждой