На задний диван, пачкая дорогую белую кожу сидений кровью из разбитого во время падения носа, снова выполз Кручинин. Глаза у него были безумные – от боли, страха и злости. Губы Сашки постоянно шевелились, и Сергееву почему-то подумалось, что шепчет он не молитву.
Выпущенная Михаилом граната легла гораздо левее форштевня кубинского торпедоносца – экипаж катера на разрыв даже внимания не обратил. Но тут же, словно в ответ, по сергеевскому судну ударил пулемет. Михаил стрельбы не услышал, звук относило набегающим ветром и к тому же ревели на полных оборотах два четырехсотсильных мотора, но вдоль борта посудины прошла вскипающая пеной полоса от всплесков тяжелых пуль.
Били из крупного калибра. Такая очередь, попади она точно по их скорлупке, отправила бы катер на дно с той же эффективностью, как и артиллерийский снаряд. Сергеев привстал, прицеливаясь, и успел заметить, как от борта катера-преследователя отделился какой-то цилиндрический предмет и грузно рухнул в волны по ходу судна. Сергеев похолодел от догадки и, на четвереньках бросившись к Мангусту, буквально вскарабкался по нему, цепляясь за трещащую по швам «гавайку», и проорал прямо в Мангустово ухо: «Торпеда!»
Между катерами не было и трехсот метров. Длинное тело торпеды, оставляя за собой шлейф из пузырьков сжатого воздуха, неслось под самой поверхностью моря со скоростью в пятьдесят узлов. Сергеев ее не видел, но хорошо представлял себе полутораметровый цилиндр, начиненный тремястами с лишним килограммами взрывчатки, рассекающий воду круглым упрямым лбом.
Мангуст заложил такой поворот, что обоих его пассажиров едва не вывалило за борт – Сергеев рухнул между сиденьями, как куль с мукой, а Кручинин перекатился с одного борта на другой и замер, уже и не пытаясь подняться. Михаил увидел совсем рядом его бледное лицо, перепачканное блестящей, как масляная краска, кровью, разбитые губы и быстро заплывающий опухолью бессмысленный глаз. Сашка был в нокауте, но автомат из рук так и не выпустил.
Торпеда, ведомая чутким акустическим датчиком, следовала за ними, как преданная собачонка за хозяином. Катер-охотник даже сбавил скорость и прекратил стрельбу из «эрликона»[5] – так замирает лучник, в момент, когда стрела уже сорвалась с тетивы и несется к цели. Экипаж с интересом смотрел за дуэлью скоростного прогулочного судна и выпущенной на волю смертоносной болванки.
Мангуст, рискуя перевернуться, чертил судном полукруг, и (Сергеев оценил замысел!) стремительно сближался со вторым катером, шедшим за ними малым ходом. На его корме, возле лежащих на направляющих торпед, суетились люди – экипаж тушил разгоревшийся от гранаты пожар.
Шкипер первого катера, скорее всего, тоже понял мысль Мангуста, и торпедоносец, развернувшись на «пятке», бросился было на выручку товарищу, но…
Похожий обводами на веретено или на боевую