Распрямившись после непомерного затяжного поклона, сельский голова, сразу же начал жаловаться на жизнь.
– Заждались мы тут вас, дорогой витязь Кремнеяр. А честно говоря, уже и не чаяли никого из стольного града лицезреть в наших скромных глухих местах. А у нас, как вы знаете, беда! Беда у нас! Бедушенька! Совсем житья нам не стало! Зарядил и к нам в село, да и в другие деревни окрестные шатун захаживать, да скотиной лакомиться. И не абы какой скотиной, а самой наилучшей кормится, тварь ненасытная. Потому и страдаем мы выборочно. У бедняка-то скот плохой, одна коровенка и та «кожа, да кости». Его значит шатун не трогает. Знамо чего, брезгует. И это несмотря на то, что домишки бедноты в деревнях все сплошняком на отшибах-окраинах стоят. Бери, не хочу! Нет же, это косолапый гурман норовит в хлев к таким труженикам как я забраться, к тем, у кого скотинки по более, а сами животные ухоженные, ладные да упитанные. В самые зажиточные дома проклята зверюга наведывается. И что характерно, никто его не видел ни разу, только следы на снегу остаются и те на опушке теряются. И собаки его не чуют. Ни разу лай не подняли. Ни разу след не смогли взять. В народе, особенно среди голытьбы, вздорные слухи ходят, что и не медведь это вовсе, а самый что ни на есть Велеша – лесной хозяин. Из-за этого обыватели боятся и в лес соваться, чтобы тех же дров запас пополнить. А сколько охотничьи артели не отряжались на поимку злодея, так и не смогли его выследить. Но, честно говоря, я подозреваю, что просто побаиваются охотники наши с сим шатуном встречаться, суеверные больно. Мы тут кое-как службу дозорных в деревнях организовали, самых смелых выставлять на ночь стали, а он, шатун, все равно нет-нет, да проберется, диверсант косолапый. Прямо не знаю, что и предположить. Может и впрямь Велеша? Вот оно как богатырь. Вся надежда на тебя, добрый молодец, и осталась.
Выслушав полную горечи жалобу сельского головы, Кремнеяр понял, что дела и впрямь здесь плохи. Если уж сам голова готов поверить слухам о рассердившемся Велеше, то чего говорить об остальных, так сказать, «обывателях». Единственным светлым пятном в этой темной истории было то, что косолапый гурман не трогал совсем уж бедные слои населения, что, в принципе, можно было объяснить не его сомнительной гуманностью, а, как сказал, староста Бустяй, исключительной разборчивостью в еде.
– Общая обстановка в вашем уезде мне, в целом, понятна! – ответил Кремнеяр жалобно смотревшему на него Бустяю. – Что же начнем проводить оперативно-розыскные мероприятия. Для начала я бы хотел опросить ваших охотников.
– Таки милости просим в мой терем, – любезно предложил староста. – Там вашему коню сена с отборным овсом дадут. Да и ты, богатырь, с дороги подкрепишься. А уже за чайком с охотниками побалакаешь, спросишь, что да как. Я сейчас же своему младшому накажу за ними смотаться. Ну что, пошли?
– Пошли!
Кремнеяр ведя под уздцы хорохорившегося перед сельчанами коня, пошел в сопровождении старосты к нему в избу.
Пока