Обоих Енукидзе, если верить молве, объединяли не только кровные узы, но и извращённая сексуальность. Каинский Енукидзе любил мальчиков… Но об этом позже.
Авель Енукидзе, напротив, со слов откровенно-словоохотливой красавицы Марии Сванидзе, в девичестве Корона, принадлежащей к богатой еврейской семье, жены брата первой жены Сталина… Ух! Не выговоришь… Так вот, по её наблюдениям, Авель систематически совращал малолетних девочек.
По большей части, за «ведение антисоветских разговоров и осуждение карательной политики Советской власти» Мария была осуждена к восьми годам лишения свободы, а в 1942 году в отношении неё было вынесено постановление о расстреле, приведённое в исполнение в тот же день. Реабилитирована… Естественно, жертва была реабилитирована и, как водится, после смерти Палача.
И вот эта Мария с каким-то осуждающим упоением описала уродство авелевских страстей. Наблюдательная Сванидзе описала Енукидзе как существо развратное, сластолюбивое и смрадящее вокруг себя. Сводничество, разлад семей, обольщение девочек – вот далеко не полный арсенал наслаждений, которые доставляли удовольствие видному деятелю партии – Авелю, утратившему элементарную бдительность в половом вопросе и, как результат…
«Имея в своих руках все блага жизни, недостижимые для всех, в особенности в первые годы после революции, он использовал всё это для личных грязных целей, покупая женщин и девушек. Тошно говорить и писать об этом. Будучи эротически ненормальным и, очевидно, не стопроцентным мужчиной, он с каждым годом переходил на всё более и более юных… Чтобы оправдать свой разврат, он готов был поощрять его во всех», – откровенничала Сванидзе.
Но остановимся на этом, чтобы дальнейшие подробности плохо скрываемых сексуальных потребностей извращенца Авеля не вызвали естественную тошноту и вернёмся к пенитенциарному вопросу.
Так вот, исправительное учреждение Каинска неизменно пополняло ряды местного криминалитета. В свою очередь зоновский общак в лице смотрящего Румына, который, по сути, выполнял функции директора уголовного кадрового агентства, при помощи Азата регулярно «подогревал» отбывающих наказание воров. Делалось это не из благодарности, солидарности или, упаси пропавшие души Боже, альтруизма, а в расчёте на подобное ответное отношение. Ведь от сумы и тюрьмы не зарекаются. Не последнюю роль в оказании воровской помощи играет прагматизм, учитывая, что, «джентльмен удачи», пребывая во здравии, со злодейским ремеслом справится лучше хворого собрата…
Многое в городе, во всяком случае, на первый взгляд, было как обычно: улицы представляли собой, довольно вразумительную пространственную схему, площади давали возможность разгуляться духу коллективизма, в тупиках справляли нужду, пьянствовали и «ширялись» те, кто выпал из общественного гнезда…
– Люмпены, – частенько на лекциях, используя