У ворот маячил серолицый охранник. Не предполагала, что человеческая кожа может принимать столь разнообразные оттенки. У него был вид раскаявшегося душегуба, и именно поэтому заподозрить его в совершении преступления было невозможно. Он увидел, что Ленка не одна, и его передернуло.
– Не ты же меня поддержишь! – с ненавистью выкрикнула Ленка в опущенное стекло.
Во-первых, меня потрясла степень взаимопонимания. Не часто услышишь немедленный адекватный ответ на гримасу. Во-вторых, фамильярность. Чтобы Ленка к обслуге на ты обратилась? Она горничную, девочку моложе себя, Ольгой Михайловной величает. Ну, добро, шок непредсказуем. Только охранник не окаменел от изумления, услыхав такое. Тоже пребывал в шоке? А, может, Ленка нарочито грубым обращением давала ему понять, что винит в гибели мужа? Он же, естественно, не стал снимать с себя доли вины, которая всегда есть на человеке, нанятом за деньги беречь и не уберегшем. Начались загадки! То есть продолжились. Я к чему нагнетаю? К своему тогдашнему состоянию. Я ведь еще ничего толком не знала о смерти Лени. Но, если бы не настроилась в воротах с неожиданной помощью Ленки и охранника на таинственное убийство, ни один сыщик в этом деле не разобрался бы. Даже полковник Измайлов.
Но пока по дому слонялись сонные мятые полицейские из деревенских и с любопытством музейных посетителей разглядывали безделушки. Клянусь, я позвонила к себе в редакцию только после прибытия телевизионщиков. Кто их вызвал? Как пронюхали? Каким образом проникли на участок? Мы с Ленкой материли их, почем зря. Хотя не зря, потому что типы наглые. Видели когда-нибудь сволочь, лезущую с камерой в дом с покойником через туалет, где была открыта форточка? А этот молодой да ранний лез, пока охрана выдворяла троих менее пронырливых. Мы с Ленкой заперли дверь снаружи, и пока он упоенно снимал санузел, рассуждали о мести. Так хотелось подставить под окно жестяную ванну с кипятком. Но даже с холодной водой совесть не позволила. Вот интересно, у нас с ней две разных, но похожих совести? Или она одна на всех? Поняв, что в комнаты ему не пробраться, парень, не глядя вниз, спрыгнул. Он еще посмел материться! Сказал бы спасибо, что не осуществили идею с ванной.
Но вообще-то все было ужасно. Ленька Садовников был мертвее мертвого. Валялся на полу в кабинете с искаженным лицом и судорожно поджатыми ногами. Ленка порывалась к нему присоединиться и преуспела бы, не сделай ей встретивший нас охранник укол кордиамина подкожно. Я запомнила, потому что, прежде чем позволить сие, позвонила подруге Настасье, хирургу по профессии, и справилась, можно ли спасти Ленку подобным образом.
– А врача там нет? – зарычала Настасья.
– Есть, –