– Я уже пыталась узнать, как только вернулась сюда. Ни одного человека не осталось, кто тогда работал в детском доме. Говорят, будто бы детдом готовили к эвакуации, стали вывозить, а тут город заняли немцы. Успели их вывезти или нет – неизвестно.
– Жаль, – огорчился он. – Я в долгу перед ними. Ну, ничего, выйду из вашей тюрьмы, попробую выяснить по своим каналам. Я рад, очень рад тебя видеть!
Теперь каждую свободную минуту Дарья бежала к Самойлову. Весь свет сошелся на нем клином. С мужчинами была большая напряженка, погибло-то их о-го-го сколько, а женское счастье в них, мужиках. Только гулящие бабы, наподобие Василисы, не думая о завтрашнем дне, довольствовались временными утехами, но замуж таких не брали. Женщины в госпитале завидовали Дарье:
– Ну, отхватила ты мужика! Героя! Полковника! Жить будешь как у Христа за пазухой. Держи только крепко, а то бабы нынче навроде фашистов – захватчицы.
– Вот еще глупости! – сердилась она. – Мы с ним давно знакомы.
Лукавила. Она втрескалась в него по самую макушку. А возможно, инстинкт самки проснулся, диктовал не упустить самца, а то другой может и не встретиться. Дарья тщательно готовилась к встречам, чтобы Фролу было с ней интересно, приносила газеты, помогала делать первые шаги, брила его. Ни разу он не спросил о Василисе, видно, вычеркнул ее из памяти. Вычеркнула сестру и Дарья. Прошло достаточно времени, а Фрол не переступал границ дозволенного, но всегда безмерно радовался, когда она появлялась.
Потом его выписали, он вернулся в свою квартиру, его дом тоже остался целым. Дарья взяла на себя заботу о нем, ведь Фрол был еще слаб – она драила полы, готовила, стирала. А как приятно гулять с ним по улицам, держать под руку! В полковничьей форме он был неотразим. Война сместила акценты в мечтах Дарьи, теперь ей хотелось не подвигов на благо страны, не приключений и путешествий, а тихого домашнего уюта, благополучия, которого у нее никогда не было. Самойлов подходил ей по всем статьям. Дарья все ждала хотя бы намека с его стороны, ведь она нравилась ему – определила это по взглядам, поведению, интонациям, – но намеков не было. Ох, так ведь и жизнь пройдет! Тогда она стала задерживаться у него допоздна, увлекая Фрола беседами, что начитанной Дарье было нетрудно делать, проникалась волнениями по поводу хода войны, не стеснялась высказывать свое мнение. И однажды он ее поцеловал. Однако внезапный порыв Фрола не вышиб у Дарьи мозги:
– Ты… решил посмеяться надо мной, Фрол?
До этого она называла его только на «вы», имя произносила всегда с отчеством. Строгий тон, одновременно дрожащий голос, символизирующий высшую степень недоумения, а также влажные глаза с растерянностью в них – все говорило: я порядочная девушка. В то же время она сказала «ты», тем самым поставила себя вровень с ним, а проще – дала понять, что их отношения перевалили за просто дружеские. Он не понял хитросплетений, мгновенно выстроившихся в головке Дарьи, смутился, буркнул извинение… Перегнула палку! Фрол наверняка не из тех, кому указали на место, а он все равно лезет с приставаниями.