Однако анализ документальных источников, проведенный современными историками, свидетельствует об обратном. В частности, автор книги «Трагедия полководца. Маршал Ней в 1815 году» Сергей Захаров пишет: «Был ли искренен Ней? Нет никакого сомнения. Маршал, давая обещание королю, был искренен и в то время даже не думал о какой-либо измене.
В разговоре с графом Сегюром 7 марта маршал с решимостью говорил, что собирается всеми силами противиться вторжению Наполеона; он был искренен 11 марта, когда говорил генералу Бурмону: „Если мы встретимся с ним, он будет уничтожен“, и де Бурсэ: „Необходимо затравить Бонапарта, как хищника или бешеную собаку“; был искренен 12 марта, когда говорил маркизу де Сорану: „Войска будут сражаться. Если это будет необходимо, я первым выстрелю из ружья или карабина и проткну сомневающегося солдата своей шпагой, а эфес будет служить ему пластырем“.
К несчастью для самого Нея, боевое настроение владело им недолго».
Дело в том, что по прибытии в Безансон он не получил никакой информации о местопребывании Наполеона, направлении его дальнейшего движения и положения в армии. Об этом маршал пишет в письме младшему брату Людовика XVIII графу д’Артуа: «Мы здесь без всяких новостей о затеях Бонапарта. Я думаю, что это – последний акт его трагической жизни. Я буду признателен, если Ваше Королевское Высочество пожелает меня просветить и, главным образом, как вы соизволите меня использовать». Однако никто его своевременно так и не проинформировал. И только узнав через несколько дней о том, что солдаты Гренобля и Лиона уже перешли на сторону «узурпатора», Ней «начал сомневаться в своих собственных солдатах». «Вместе с этими сомнениями, – пишет Р. Делдерфилд, – пришла депрессия и душевный дискомфорт, приведший к приступам иррациональной раздражительности и беспричинным вспышкам гнева, направленного то против Наполеона, то против слабости Бурбонов». Но и тогда, по утверждению С. Захарова, «Ней был полон решимости дать бой Бонапарту». Об этом он писал в одном из писем: «Я в состоянии идти на Лион, как только буду точно знать о действиях, предпринятых Бонапартом». Об этом же свидетельствует и его послание генералу Мерме, в котором он «проявлял решимость защищать дело короля, даже несмотря на то, что обстановка вокруг складывалась не лучшим образом». Оно было написано 13 марта. А уже 14 марта действия Нея изменились коренным образом. Да так, что вскоре предрекаемый им Наполеону «последний акт его трагической жизни» превратился в последний трагический акт жизни его собственной.
Как