– Как я понимаю, старый Коб сыграл в ящик? – у старика под стать волосам были белесые ресницы, из-под мохнатых светлых бровей посверкивали блеклые не то голубые, не то зеленоватые глаза. Тонкий, невообразимо острый нос, в незапамятные времена свернутый набок, да так там и оставшийся. Губы, больше напоминающие щель под жесткой одежной щеткой неопределенного белесого цвета. Обтянутые будто пергаментом острые скулы и столь же острый подбородок. Но в глазах горел огонь, а пальцы цепко сжимали старую трость.
– Боюсь, это так, – сдержанно ответила я, рассматривая старика с безопасного для моего спокойствия расстояния и прикидывая, понадобится ли мне палка, которую я держала под прилавком на всякий случай. В лавке после ухода моих мастериц я оставалась совсем одна.
– Вот мерзавец, – обреченно вздохнул незнакомец, – И нашел же время!
– Разве мы вольны выбирать для себя время? – не сдержавшись, хмыкнула я. Покойный хозяин лавки за эти два года стал для меня чем-то вроде умершего родственника, о памяти которого я заботилась и невольно защищала его. Ведь больше у меня никого не было.
– Выбирать, барышня? – чуть улыбнулся странный посетитель, а глаза его насмешливо оглядели меня сверху донизу, – Еще как вольны. Мы выбираем ежедневно, ежеминутно, ежесекундно. Выбираем каждый шаг, каждое слово. Иногда за нас это делает то, что глубоко внутри нас и вложено не нами, но мы вольны выбирать сознательно. Разве не это есть отличительный признак человека? Разве не выбор определяет, кто мы есть? Разве не то, что мы выбираем, свидетельствует о складе нашей души?
Таких слов от посетителя я не ожидала и с невольным уважением покивала головой. Однако усомнилась.
– Но как можно выбрать свой последний миг?
– Всей своей жизнью, барышня, всей своей жизнью. Единожды сделав выбор, мы отдаем предпочтение одной дороге и отвергаем другую. Вернуться, увы, нельзя. И переиграть тоже. Один раз и навсегда. И чем дальше мы идем сообразно своему выбору, тем больше отвергнутых дорог оставляем за своей спиной и тем уже, прямее и неотвратимее становится наш путь. В конце концов остается не так уж много возможностей, чтобы свернуть. Так что конечный столб, у которого Вы решите привязать свою лошадь в последний раз, на самом деле предопределен еще до того, как Вы вышли на прямую… Э-э-э, так зачем это я сюда пришел?
Я улыбнулась и пожала плечами.
– Боюсь, Вы искали прежнего хозяина этой лавки. Но он давно уже умер.
– Давно? И как давно?
– Года два с половиной уж прошло.
– Жаль, жаль, – незнакомец отступил назад, а его трость приподнялась не то в угрозе, не то в защите, – У старого Коба всегда было что-нибудь интересненькое для меня, – старик бормотал растерянно, насупив брови, смешно надув тонкие губы и с видимым презрением разглядывая висевшие на стене вышивки. Потом брови его вдруг поползли наверх,