Я видел эту картину, слышал мысленным слухом этот богохульный аккомпанемент бесовской какофонии – шумное воплощение того ужаса, что когда-либо пробуждал в моей душе город-труп. Невзирая на запрет нарушать тишину, я, больше не в силах сдерживаться, кричал, и кричал, и кричал, дав волю своим нервам, так что стены дрожали вокруг меня.
Когда вспышка погасла, я осознал, что дрожат не только стены, но и хозяин дома; вызванный моим криком животный страх, сквозивший в его взгляде, был вытеснен гневом, придавшим лицу змеиное выражение. Покачнувшись, он вцепился в занавеску, чтобы не упасть – совсем как чуть раньше я, – а потом дико затряс головой, будто загнанный зверь. Бог свидетель, у него была на то причина, ибо едва замерло эхо моих воплей, как послышался другой звук, настолько жуткий, что лишь оцепенение чувств позволило мне сохранить разум и не потерять сознание. Это был размеренный приглушенный скрип лестницы, которая вела к запертой двери комнаты: казалось, крадучись, босиком или в мягкой кожаной обуви по ступеням поднималась целая орда; наконец раздался негромкий, но решительный скрежет медного замка, блестевшего в отсветах свечи. Старик сквозь зубы отрывисто рявкнул на меня, поскольку продолжал качаться, судорожно держась за желтую занавеску.
– Полнолуние… будь ты проклят… ты… ты… визгливый пес… Ты призвал их, и теперь они явились за мной! Мертвецы… в мокасинах… Бог покарает вас… вас… красные дьяволы, ведь я не травил ваш ром… и я хранил вашу чертову тайну – вы сами напились, сами… дьявол вас подери… а теперь обвиняете сквайра… да пошли вы! Не трогайте замок – здесь вам нечем поживиться…
В этот момент три медленных настойчивых удара сотрясли дверь, и на губах обезумевшего от страха чародея выступила белая пена. Однако испуг, переходящий в отчаяние, не умерил его гнева по отношению ко мне; он сделал шаг к столу, на край которого я опирался. Правой рукой старик по-прежнему держался за ткань занавески, а левой, хватая пальцами воздух, попытался достать меня; занавеска натянулась и сорвалась с карниза, в комнату хлынул лунный свет, предвещавший скорый восход. В зеленоватых лучах луны поблекли свечи, стойкий запах мускуса и гниения вновь наполнил комнату с ее изъеденными червями деревянными панелями, продавленным полом, разбитой каминной доской, расшатанной мебелью и сорванной занавеской, которой теперь был накрыт старик. То ли она так упала, то ли он спрятался под ней от страха, но я видел, как он сморщивается и чернеет, стараясь ухватить меня своими хищными когтями. Только его глаза не претерпели изменений и так же пылали, все сильнее разгораясь, в то время как лицо обугливалось и истощалось.
Стук повторился еще настойчивее и на сей раз с каким-то металлическим звуком в придачу. От находящегося передо мной черного существа осталась только голова с глазами, которая тщетно пыталась по полу подобраться ко мне, периодически испуская