– Возможно, ты помнишь только потому, что многократно просматривала события тех лет в фотоальбоме и еще на видеозаписи? – как-то спросила меня мама.
– Но ведь на записи нигде не видно, как я отнимаю у какой-то девчонки мой подарок, который по ошибке вручил ей Дед Мороз. А, ведь, я это помню…
– Невероятно. Именно так всё и было. Просто подарки перепутали. Надо же, тебе тогда только-только четыре годика исполнилось…
А я помню – и всё тут. И сегодня мне уже двадцать два. Отлично помню тот Новый год… Меня водили три раза в неделю в детскую студию, где мы танцевали, рисовали и еще – учили английский язык. Как считали папа с мамой, всё это было необходимо ребенку для общего развития.
На Новый год студия устраивала праздник. На елку пришли родители с детьми. Мы пели. Танцевали. И просто безудержно прыгали вокруг наряженной лесной красавицы.
Тогда меня удивило, что на праздничный утренник почему-то заявилась вся моя родня. Даже пришел мой дедушка Витя – бывший муж бабушки Агнессы, с которым она развелась, когда моей маме было всего шесть лет. Лишь запаздывала еще одна родственница – бабушка Дуся, которая была папиной мамой. Просто она жила далеко от нас – в городе Киеве. И ехала одна, потому что моего киевского дедушки не стало, когда я еще не родилась.
Тот праздник мой папа снимал на камеру. А мама всё время щелкала фотоаппаратом. У мамы как-то странно блестели глаза, а бабушка Агнесса почему-то часто вытирала слезы платочком. А у отца было какое-то окаменелое лицо со стиснутыми зубами.
Празднично суетились и водили хороводы вокруг елки другие родители со своими детьми.
– Понимаете, – взволнованно говорила мама какой-то женщине, – через месяц мы уезжаем. Насовсем… И этот утренник мы снимаем на память. На всю оставшуюся жизнь. Понимаете? Так уже не будет никогда. Там будет всё по-другому. Но что-то же должно остаться у нашей девочки от этой жизни…
– А куда вы уезжаете? – поинтересовалась женщина. Мама сказала какое-то труднопроизносимое для меня слово. Это было название города: Сан-Франциско.
– Разве это плохо? – спросила собеседница.
– Мы едем в неизвестность, – совсем тихо ответила мама.
И тут объявили, что сейчас Дед Мороз будет вручать подарки детворе.
А вот с этим-то как раз и случилась накладка.
Подарки детям, естественно, готовили родители. Естественно… Каждый родитель – персонально своему чаду. Мы-то искренне верили тогда, что их нам принес дед Мороз.
Все гостинцы и сюрпризы были уложены в разные целлофановые пакеты. На пакетах была сделана надпись шариковой ручкой – фамилия и имя ребенка. Конечно, и подарки все были разные. Сделанные не в самый веселый и радостный момент жизни, как не раз потом вспоминали мои родители.
Это было время, когда не платили зарплату и когда на прилавках даже московских магазинов было пусто. Тогда молоко и кефир выдавались детям до трех лет по карточкам… Ну, конечно же, родители старались, чтобы их чада, не взирая на обстоятельства, в новогодних пакетах находили вкусные конфетки, шоколадки с мандаринками и игрушки…
Так вышло, что мой подарок и подарок другой девочки оказались в одинаковых пакетах. Их-то и перепутал Дед Мороз… Но мама, заглянув в пакет, сразу обнаружила ошибку.
Та девочка не хотела отдавать мой подарок. А я начала отбирать его, вцепившись в пакет… В общем, получилась маленькая драчка не без слез с обеих сторон. Просто она не хотела возвращать мне розового мишку. Игрушка, видно, ей очень понравилась. А в ее новогоднем пакете такого мишки не было…
К моменту выяснения моих отношений с той девочкой у папы закончилась пленка в кинокамере.
Может, оно и к лучшему. Но тот драматический момент врезался в мою детскую память на всю оставшуюся жизнь…
Еще я помню, как незадолго до отъезда в Америку, к нам приходило много гостей – папиных друзей и знакомых. Они много пили и много ели. Мама не вылазила из кухни, готовя «селедку под шубой», солянку и мою любимую шарлотку.
Гости начинали обниматься, лишь переступив порог квартиры со словами: «молодцы», «держитесь», «мужайтесь»… А уходя из нашего дома, говорили, что «всем им тоже давно пора валить от этого беспредела. Или что-то типа, что «душою и сердцем они всегда с нами». И еще – все невозможно тискали меня и целовали…
Именно тогда я услышала много разных слов, смысл которых был мне непонятен: хреновая перестройка, гребаные реформы, нищета и неуверенность в завтрашнем дне…
И от всего этого надо было срочно спасаться. Моим родителям. И, естественно, мне. Спасаться – обозначало уехать куда-то далеко, в какую-то непонятную Америку,