АДАМ. Юный неудачник!
Не приближайтесь к месту, где живет
Ваш враг, во всем завидующий вам,
Ваш брат… нет, он не брат… но все же сын…
Нет, и не сын… Язык не повернется
Сказать, что сын он своего отца.
О вас он слышал и сегодня хочет,
Когда уснете, дом ваш подпалить.
Он твердо вас настроен погубить:
Не спалит – так зарубит топором.
Он думал вслух об этом, я подслушал.
Бегите! Здесь не дом, а скотобойня,
Здесь смерть живет, не вздумайте входить!
ОРЛАНДО. Куда же мне, Адам, теперь податься?
АДАМ. Куда угодно, только не сюда.
ОРЛАНДО. Ты предлагаешь мне пойти с сумой?
Иль на большой дороге промышлять
При помощи презренного меча?
Осталось это, больше ничего.
Но нет! Умру – на это не пойду!
И пусть кровавый брат меня убьет,
Пусть кровь мою он пьет, братоубийца!
АДАМ. Так не пойдет. Пятьсот монет на службе
У вашего отца я отложил.
Они пошли б в кормильцы старику,
Когда он, одряхлевший и больной,
Был бы, как тряпка, брошен в уголок.
Вот золото. Пусть кормит старика
Тот, Кто небесным птицам не дает
Погибнуть без еды. Все эти деньги
В дар от меня примите, господин.
Поверьте, я еще могу работать,
Поскольку в юности не принимал
Я зелья горячительного внутрь
И не искал постыдных удовольствий,
Которые нам тело разрушают:
Меня мой возраст, как мороз, бодрит —
Ведь я здоров. Меня с собой возьмите.
Я лучше молодого послужу
И пригожусь вам.
ОРЛАНДО. Славный мой Адам!
Прообраз образцового слуги.
Ты жил в те баснословные года,
Когда не ради выгоды служили.
Такие люди вымерли давно.
Сейчас у всех лишь деньги на уме;
Расчет не успевают получить, —
Бросают службу. Ты им не чета.
Но, бедный мой старик, твои труды
Пойдут насмарку: дерево ты выбрал
Подгнившее, оно не даст плодов.
Но все ж идем. Еще не опустеет
Твой в юности набитый кошелек,
А мы себе подыщем уголок.
АДАМ. Да, господин, пора идти в бега.
Пока дышу, я верный твой слуга.
Я начинал здесь жить в семнадцать лет,
А в семьдесят у вас мне жизни нет.
В семнадцать лет идут искать судьбу,
А в семьдесят – пора бы спать в гробу.
Но если не возьмете вы слугу,
Умрет он у хозяина в долгу.
Акт второй. Сцена четвертая
Арденнский лес.
Входят