Сказка?
Нет, не сказка.
Я сижу. Гляжу. На Елисея, с которого схлынула былая бледность, да и задышал он ровней. Но кровь из носу все текла, яркая, что водица крашеная. А никто и не думал утереть.
– Долго она этим маялась. И по святым местам ездила, и жрецам кланялась, и целителей о помощи просила, но никто не мог понять, отчего так. Здорова, говаривали целители. А жрецы лишь руками разводили: мол, на все воля Божинина. Тогда-то и нашелся недобрый человек, который шепнул боярыне, будто бы если Божиня не слышит молитв, то сестрица ее всяко благосклонною будет.
Речь Еремина звучала ровно, спокойно, а глаза он отвел, но чуяла я – не впервой рассказывает он сию сказку. Только сколько ни рассказывай, а боли не станет меньше.
– Кто ищет, тот всегда найдет. И боярыня отыскала черную жрицу. Об чем они говорили – мне того не ведомо. – Темные пальцы, загорелые, будто пропеченные, дернули Елисея за прядь. – Но вернулась боярыня задуменною… выбор ей был дан. Она и сделала. Может, и не решилась бы, как знать, однако ж замечать стала, что супруг ее, прежде с нее глаз не сводивший, на дворовых девок заглядываться стал. Нет, не красотою любовался, по-прежнему не было для него женщины краше, чем жена, Божиней даденая, но неможно мужчине вовсе без наследников. Кому дом передать? Земли? Люд свой? Вот и подыскивал девку, чтоб здоровая да в теле…
Егор подал воды, и Ерема выпил одним глотком, отряхнулся как-то по-собачьи и продолжил:
– А надо еще сказать, что в тех краях аккурат волки в великом множестве водились. Людям-то не особо докучали, разве что вовсе в зиму голодную. Такая и случилась, не иначе Мораниною волей… леса снегом завалило. Морозы ударили лютые. Сгинула вся дичь, кто попрятался, кто померз, кто ушел искать доли иной. Оголодали волки. До того оголодали, что своих старых да слабых пожрали, а это за волками, поверь, редко водится.
Я лишь кивнула.
Знаю. Волк, дед сказывал, зверь особый. И за малыми они ходят, и стариков уважают, сколь умеют, а такого, чтоб своих пожрали, я вовсе не слыхала.
– Водил ту стаю волчище огроменный, хитер был и свиреп. Обходил он что силки, что ямы. А хуже всего – людей не боялся. В каждом звере страх перед человеком сидит, и не каждый зверь способен этот страх преодолеть.
Желтизна исчезла из Ереминых глаз.
А может, примерещилось мне? Может, и не было никакой желтизны. Кирей меня впечатлительною натурой обзывал, а ну как имелась в его словах своя правда?
– Вывел он стаю к деревеньке. И не стало деревеньки. Скот весь порезали. В дома сквозь крыши пробрались… что малого, что слабого, что сильного… никто не спасся. Когда о том боярину донесли, то разгневался крепко. Велел собирать большую облаву, со всех деревень народ призвал. Полыхнули по лесу огни. Загремели пугачи, волков подгоняя… и сам боярин в седло сел, потому как власть ему дана над землями этими была, но с властью – и право людей своих беречь.
Елисей открыл глаза и захрипел.
– Не двигайся, Лис… полежи еще немного. Я тут сказку рассказываю.