Схватки начались ночью. Адлен было еще двадцать семь, но она уже считала себя слишком старой для родов. Она еще никогда не испытывала такой мучительной боли внизу живота. Сначала боль показалась знакомой. Это было что-то между тем, как начинаются месячные, и сильными позывами в туалет. Первая схватка была едва ощутимой. Она быстро возникла и быстро затихла. Сердце колотилось, как бешеное, готовое вырваться сквозь глотку. Адлен задним числом подумала, что это могли бы быть ложные схватки, хотя срок уже подходил. Но спустя минут двенадцать произошла еще одна схватка, которая была сильнее уже раз в шесть. Тело Адлен перекрутило, а лицо застыло в мученической гримасе. Стефан спохватился на кровати и включил ночник. Он все сразу понял и спросил:
– Может, в больницу?
– Нет! – вскрикнула Адлен. Казалось, что возмущение от этого глупого предложения было сильнее, чем сама боль, которую она испытывала в этот момент. – Я рожу здесь. Так будет лучше для всех, – быстро проговорила она, уже ожидая новой волны боли.
Она знала, что будет рожать дома, уже когда встроенный датчик в унитазе показал беременность. Она не удивилась, потому что знала, что рано или поздно это произойдет. Стефан несколько раз уговаривал ее стерилизоваться, но она ясно дала понять, что не собирается делать этого. Мать Адлен была успешным врачом здесь, в Амстердаме. И плюс ко всему она была жуткой идеалисткой. Практически все время до совершеннолетия Адлен провела дома взаперти, потому что мать боялась, будто этот мир заразит девочку болезнями во всех смыслах. Поэтому Адлен воротило от докторов. За весь период беременности она всего пару раз показалась гинекологу, который уверил ее, что ребенок развивается нормально и полностью здоров.
Только узнав о беременности, Адлен сразу же начала штудировать книги о домашних родах и об осложнениях, которые могли возникнуть. Только забеременев, она поняла то, что доходило до нее, кажется, с самого детства. То, что все это время она считала свободой, оказалось на деле не больше, чем мифом, который навязала ей окружающая действительность. Секс – это не свобода. Секс – это просто секс. Такая же природная часть, как и рвота. Все остальное – человеческая блажь. Глупость, способ заполнить разъедающие бреши в человеческой душе. Их нужно латать, а не превращать в помойное ведро, куда можно спихивать все, от чего только может получить удовольствие человек. Нет. Не латать. Глупость несусветная.