Надпись под фотографией гласила: «ЛОУРЕНС ХАРВИ И ГЛОРИЯ ЛАМАРК В ФИЛЬМЕ „ДЬЯВОЛЬСКАЯ ГОНКА“!»
Она играла там главную роль. Ее имя было написано заглавными буквами! Она составила звездный дуэт с одним из самых знаменитых актеров двадцатого века. Его мама, несравненная Глория Ламарк!
А теперь она умерла. Ее карьеру погубили завистники и злоумышленники, ее величие испоганили низкопробные ничтожества вроде этой тупоголовой сучки Тины Маккей, а в конце концов ее злодейски убил – да, убил! – доктор Майкл Теннент.
Его мать лежала в холодильнике в морге. А перед этим ее вскрывали в прозекторской. Томас знал, как происходит эта процедура, унижающая человеческое достоинство. Он с содроганием представлял себе, как эта ослепительно красивая, невероятно обаятельная женщина теперь лежит там, абсолютно голая, а какой-то патологоанатом извлек ее мозг из черепной коробки и, вволю поковырявшись в нем, уложил в белый пластиковый пакет вместе с остальными внутренними органами, после чего затолкал все обратно, словно куриные потроха в супермаркете.
У него просто сердце кровью обливалось, когда он думал об этом. Достоинство всегда имело для матери огромное значение, а теперь патологоанатом распилил ее, вскрыл ножом и скальпелем на холодном металлическом столе.
Томас посмотрел на свой стол. На зубы Тины Маккей. Он смыл с них кровь и аккуратно разложил по порядку, дабы быть уверенным, что ни одного не пропустил. Все здесь, полный набор. И в довольно хорошем состоянии, – видимо, редакторша хорошо за ними ухаживала.
Тут Томас почувствовал неожиданный укол вины за ту боль, что причинил девушке. Он еще раз приподнял лейкопластырь, осмотрел ряд ранок на запястье. Потом перевел взгляд на экран, на те слова, которые только что набрал на клавиатуре.
«Ты должен наносить ответный удар любым доступным тебе способом. Должен!»
Прочел – и ему стало лучше. Причина и следствие. Может быть, на этом и зиждется мироздание. Тина Маккей укусила его, теперь она больше не сможет кусаться.
Нет нужды чувствовать себя виноватым.
И вообще, редакторша оказалась здесь лишь потому, что отвергла рукопись. В этом никто не виноват, кроме нее самой.
«Жажда жизни – странная вещь, – подумал он. – Чтобы выжить, люди будут делать что угодно и говорить что угодно. Даже если – как в случае с Тиной Маккей – они остаются в живых только для того, чтобы выносить новую боль и молиться о смерти».
Почувствовав, что теперь его совесть чиста, он потянулся к музыкальному центру и нажал на клавишу воспроизведения. И комнату тут же заполнил голос психиатра. Томас уже наизусть знал все, что тот сказал.
Он