Не дожидаясь моего ответа, она строевым шагом вышла из дому. Ее не было до позднего вечера: она стирала для кого-то другого.
– Gott im Himmel![38] – прорычала я. – Это настоящий дракон.
Лизель подняла тарелку:
– А ты чего ожидала? По-твоему, она когда-нибудь смирится с тем, что ты сделала? Она была вне себя, когда узнала, что творится в Веймаре. О чем ты только думала? Нас воспитывали иначе. Как можно быть такой…
– Какой? – резко спросила я. – Что за преступление я совершила?
– Этот профессор, Лена, – сказала Лизель, и я задержала дыхание, ожидая худшего, но она добавила: – Мама послала ему плату за твои частные уроки, а он ее вернул и написал, что ты больше у него не занимаешься, хотя и была договоренность. Если ты бросила учиться у профессора и не посещала уроки в консерватории, что ты вообще делала?
– То, что мне нравилось, – злобно ответила я, хотя в глубине души была рада, что слух о моей связи с Райцем не достиг ушей сестры. – Но я все еще могу играть на скрипке, пока не разучилась, если тебя это заботит.
Лизель опустила глаза:
– Мама права. Я больше не знаю, кто ты.
Она ушла на кухню. Через мгновение я услышала, как она надевает пальто и закрывает входную дверь. Лизель работала учительницей на подменах – замещала штатных преподавателей, когда кто-нибудь заболевал, увольнялся или умирал.
Я огляделась вокруг: сползающие со стен обои, пятна плесени на потолке и всегда безупречно чистая, но обшарпанная и потускневшая мебель, привезенная из Шёнеберга.
Внутри меня свернулся змеей беззвучный вопль отчаяния.
Нужно было бежать отсюда, и как можно скорее.
Глава 2
Когда я вошла в магазин, дядя Вилли радостно меня обнял. Времена, может, и были нелегкие, но он выглядел бодрым и подтянутым. Дядя показал мне все, что добавил к ассортименту товаров: помимо наших традиционных наручных и стенных часов, тут появились эмалевые рамки и имитации яиц Фаберже, позолоченные флаконы для духов, похожие на те, что я видела в комнате Омы, и расписные фарфоровые блюда. Целая секция в бельэтаже была отдана под ювелирные изделия: браслеты, подвески, серьги, броши и колье красовались на синем бархате. Я не могла не спросить себя с изрядной долей удивления: почему моя мать, по всей видимости владевшая долей в бизнесе, едва сводила концы с концами? Но дяде Вилли я никаких вопросов не задала. Зато, когда восхитилась ожерельем из полированных изумрудов, он снял его с витрины. Я примерила украшение перед зеркалом, и вокруг моей шеи зажегся студеный искристо-зеленый огонь.
– Кое-что из этого придумала моя Жоли, – сказал дядя Вилли. – Разве это не изысканно? И пользуется спросом. С этими вещицами дело идет довольно успешно. Женщины любят покупать их к вечерним платьям.
Я погладила пальцами камни:
– Это ужасно дорого?
Сколько стоят изумруды, я понятия не имела, но догадывалась, что такие