Вот эта. Вы бы видели ее глаза. Такие глаза!
Улыбка рассекла надвое лицо фрау Арнольди.
– Кажется, вы не совсем лишены стыда. Так и должно быть. Мужчины могут поступать, как им нравится, когда жены этого не замечают. Но если так ведет себя незамужняя девушка, тут совершенно другое дело.
Я в ярости шагнула к ней, хотя Берта и прошипела:
– Марлен, нет!
Встретившись с гневным взглядом фрау Арнольди, я медленно, с подчеркнутой угрозой в голосе произнесла:
– Вы не должны беспокоить мою мать. Она подумает, что вы, Hausmutter, либо нерадивы, либо говорите неправду. И потребует компенсации от консерватории.
Фокус удался. Меньше всего фрау Арнольди хотелось, чтобы консерватория интересовалась ее домом. Кроме еженедельной платы от жильцов, хозяйка пансиона получала жалованье от нашего учебного заведения.
Она стиснула челюсти и процедила сквозь зубы:
– Конфеты. Вы приносите в этот дом сладкое. И табак. И бог знает что еще. Это запрещено.
– Ну, тогда я больше не буду этого делать.
– Да. Вы не будете, – сказала она и, повернувшись вокруг себя, рявкнула на остальных: – Вон! Сейчас же!
Бросив на меня еще один сердитый взгляд через плечо, фрау Арнольди, выпроваживая девушек, не оставила мне сомнений в том, что, хотя финансовые вопросы и утрясены, она взяла меня на заметку и теперь я на испытательном сроке.
Мы с Бертой привели комнату в порядок и уселись друг напротив друга на одинаковых односпальных кроватях. Нам следовало посмеяться. Фрау Арнольди не могла причинить никакого вреда. Ее кошелек не позволял ей этого. Но было не смешно. Я так перепугалась, что с трудом выдавила из себя:
– Это правда? О нас с профессором говорят?
– Конечно говорят, – вздохнула Берта. – Одна ты не знаешь.
– Чего не знаю? – (Она притихла и стала растирать ладони.) – Что такое? – не отставала я. – Чего я не знаю?
– Какая ты. Как ты выглядишь. Как двигаешься. В тебе что-то есть, Марлен. Ты другая.
– Ничего подобного! – вдруг рассердилась я, ведь другая – значит плохая, как сказала бы мама; другая – значит, что я не являюсь благовоспитанной девушкой из приличной семьи. – Как ты можешь так говорить? Я ничем не отличаюсь от остальных.
– Это ты сама хочешь так думать, – попыталась улыбнуться Берта. – Некоторые девушки просто наделены этим, как будто у них внутри горит огонь. Ты ни в чем не виновата. И не можешь ничего с этим поделать. Ты привлекаешь внимание. – Моя подруга помолчала, а потом понизила голос. – Ты правда никогда?..
Я не знала, что ответить. Вспомнила свою страстную привязанность к мадемуазель. Она тоже говорила, что я не такая, как другие девочки. В то время я была слишком мала, чтобы понять, однако по мере взросления начала задаваться вопросом: