Хорошо помню, как мы вернулись в Кабул после первого съемочного дня. В гостинице нас ждал Михаил Лещинский, собственный корреспондент Гостелерадио в Афганистане, которому мне в свое время советовали заказать для Молодежной редакции нужные материалы. Он начал спрашивать нас о каких-то, как нам казалось, нелепых вещах – например, привезли ли мы с собой марганцовку и знаем ли, что ею обязательно надо мыть руки, а фрукты держать в ее растворе не меньше суток… Наша группа приехала снимать, как люди в атаку идут, а тут – марганцовка! Но, чтобы выжить в той войне, нужны были знания вот об этих простых вещах: в сапогах невозможно ходить по горам, белые рубашки самоубийственно надевать под прицелом снайперов, а фрукты приходится мыть с марганцовкой. Тот самый Лещинский, чьи репортажи из Афганистана многим казались чрезмерно пафосными, слишком исполненными эзопового языка, на деле просто хорошо делал свою работу в предлагаемых ему условиях. Выполняя тогдашнюю жесткую установку телевизионного руководства – не говорить о смертях, не показывать на экране горе и трупы, – он умудрялся все же доносить крупицы правды до тех, кто способен их был услышать.
Признаюсь здесь к слову, что в Афганистан я приехал, будучи довольно сильно предубежденным против этого человека. Виной тому были не только его репортажи, казавшиеся мне тогда «слишком гладкими», но и некое профсоюзное собрание в Москве, на котором кто-то из выступавших вскользь упомянул о наших зарубежных корреспондентах, чрезмерно избаловавшихся за границей и требовавших от руководства чуть ли не парчовые занавеси в свои «шикарные виллы». И когда в этом контексте оказалось упомянутым как раз имя Лещинского, естественной реакцией были неприятие и какое-то брезгливое изумление.
Но вот я впервые оказался в его скромном кабульском доме. Его жена, блестящий журналист Ада Петрова, материалы которой до сих пор поражают не просто профессионализмом, но и какой-то отчаянной храбростью автора и болью за героев своих репортажей, радушно встретив нас, отправилась готовить нехитрую закуску. А я подошёл к окну, увидел уходящие к самым горам плоские афганские крыши и обнаружил в оконном стекле приличную по размерам дырку, как будто от пули. «Миш, это?..» – «Ну да. Сам видишь, тюль – он ничего не загораживает. По-хорошему, нужны бы нормальные светомаскировочные шторы. Я просил у руководства, но мне отказали – денег нет…». Вот тут я и понял со стыдом, что это были за «парчовые занавеси».
А потом мы поднялись на второй этаж, в спальню; хозяин хотел разыскать и одолжить мне на время свою куртку с капюшоном и москитной сеткой. Лещинский распахнул шкаф, перебирая