– Распутница…
Лайла не стала оправдываться. Она не выглядела удивленной, когда я высказал свое подозрение, лишь насмешливо прищелкнула языком.
– Какую глубокую травму она тебе нанесла! Надеюсь, ты после нее оправишься.
– Трудно сказать. Я все еще засыпаю со слезами на глазах, но, по крайней мере, теперь я снова почувствовал вкус к пище.
– Знаете ли что, мистер…
– Можете звать меня мистер Одиночество, – сказал я, осознавая, что она включилась в мою игру, несмотря на скрещенные на груди руки и жесткие складки в уголках губ.
Следовательно, полностью от меня отгораживаться Лайла не собиралась.
– Мистер Одиночество! Скажите-ка, обсуждали ли вы возможность прекрасного будущего с этой изумительной женщиной?
– Мне кажется, что случившееся дает право хотя бы на обсуждение подобной возможности.
Она приподняла брови.
– Ты точно не юрист?
– Почему ты сбежала?
Заметив раздражение, отразившееся в моем вопросе, я подумал, что надо держать себя в руках. Снова воцарилось молчание, на этот раз не такое продолжительное, но я все равно чувствовал себя неловко, подозревая, что Лайла ищет повод от меня избавиться.
– Я тебе говорила, что сегодня у меня суд. Мне пришлось уехать, чтобы подготовиться к слушаниям, надо было компенсировать время, проведенное не за работой, а с тобой в постели.
– Тогда почему ты назвалась не своим именем?
– Я никогда не называю свою фамилию мужчинам, с которыми знакомлюсь на пароме. Так легче избавиться от них, если я не хочу продолжать общение.
Лайла одарила меня лучезарной улыбкой. Я уже почти ее простил. Ее слова меня очаровывали. Я не собирался снова опускаться до легкомысленной болтовни. Вместо этого я намеревался получить ответы на свои вопросы.
– Ты и правда хочешь сказать, что больше не желаешь меня видеть?
– Я этого не говорила, – поправила меня Лайла. – Я сказала, что назвалась не своим именем на тот случай, если не захочу снова тебя увидеть. Ночь у нас вышла вполне на уровне.
– А теперь ты говоришь как адвокат.
– Каллум! – нетерпеливо вздохнула она. – Я не создана для серьезных отношений. Это все равно что все время срывать с себя лейкопластырь…
День был слишком хорош, чтобы тратить его на явно болезненный разговор, но, несмотря на это, я хотел в полной мере насладиться его красотой. Слишком долго я жил, монотонно исполняя один и тот же ритуал в течение недель, сливающихся в ничем не примечательные годы. Сегодняшний день отличался от вчерашнего. Бесконечная рутина была разорвана. Мне хотелось рассказать об этом Лайле, а еще произвести на нее впечатление глубиной собственных мыслей. Вместо этого – в чем я отдавал себе отчет, – я боролся за право делиться с ней своими мыслями, за возможность услышать от Лайлы, о чем она думает. Я собирался добиться от разговора с ней всего, что только возможно,