Арки низкие, давят, гнут к земле. Похоже на склеп, в который и хозяина положили, и жену, «и вола его, – и осла его».
Но – Сталину понравилось! Его волей – оставили. Не то время – спорить с Хозяином!
…Ночью, по только им известным извивам и тоннелям, разгуливают «каменные гости». Бредут пустыми, гулкими коридорами, переходами, гремят камнем о камень, искры высекают, язвят шлифованный мрамор.
– Памятники революционерам, партизанам, писателям, поэтам, государственным деятелям, знаменитым гражданам. Персонажи истории, ставшие вдруг не у дел.
Спроси прохожих – кто, не ответят.
Кого-то «усадили», кого-то «обложили», кого-то «обюстили». Как голову профессора Доуэля, подключили к трубопроводам славы, возвеличили каменных болванов и сказали – равняйтесь на них! Молитесь этим идолам, – люди метро! Бога – нет. Мы точно установили. Есть светлое Завтра, и мы вас ведём туда.
А кому сейчас ставят памятники? Чижику-пыжику? Быку племенному в Воронеже? Блину, огурцу «малохольному», стакану гранёному?
Кинулись в другую крайность.
На перроне «Театральной», напротив перехода – лавочка. В метро их почти нет. Ну, мало. А тут – как по заказу! Крепкая, добротная, лакированная. Между двумя солидными мраморными колоннами и двумя же круглыми белыми фонарями «как из одного гнезда» над головой, размером с футбольный мяч каждый. И аккурат вдвоём комфортно присесть можно.
Присаживаюсь и жду. Может, она на работу этим маршрутом ездит?
Сам – как струна натянутая. Прикоснись – дзи-и-и-нь! – оборвётся. А струну не завяжешь узелочком, это не ниточка суровая! Порвётся – только на новую можно поменять. Настраивать потом. Чтобы звучала правильно.
Ступеньки прямо перед глазами. Пересчитываю – ровно двадцать две. Опять символы: два да два. Я и она – два! Опять глупость в голову! Оба два, да не вместе!
Фигуры фарфоровые, с позолотой, по краю карниза. Акыны, ашуги, певички, танцовщицы. Волхвы совковой идеологии. Бубны, барабаны с палочками, горны. Веночки, сплетённые. Колоски, снопы, гроздья – в гипсовом изобилии.
Подсаживается ко мне мужичонка. Худощавый. Лицо белое, как мел или ростки картошки в погребе. Шрамов на нём – не счесть: – на лбу, скулах, бровях. С руки на руку теннисный мячик перекидывает, мнёт, татуировки «пляшут» на пальцах. И из-под воротника рубашки – острая, злым листком чертополоха, синяя змейка. Вроде приблатнённый. Тёмные очки, большие, как у стрекозы из мультика – на пол-лица.
Немного дёрганый. Тревогой от него веет, словно осенним холодным туманом.
Пригляделся – компас у него на руке. Странно! На другой руке – часы. Куда собрался, в какой поход?
А он вдруг:
– Будем знакомы! Метрон. По паспорту – Метрон Сергеевич Озариев. В народе «погоняло» – Митяй. – Руку протянул. Наколка корявая, – по букве на каждом пальце: – «М-и-т-я-й» – читается явственно. – Здорово, Боря. – Зря суетишься. Ищешь – незнамо чего.
Удивился я, но промолчал. Что-то останавливало, не располагало с ним откровенничать,