Сытый «гольфстрим» москвичей внутри огромного, холодного моря.
И почти нет уже точек соприкосновения и понимания. Россия перестает быть единым народом. При том, что говорим на одном языке, – русском, – друг друга – не понимаем. Хоть со словарём выходи на люди. Разобщённость – как в Гражданскую войну! Духовную и национальную связь между людьми растеряли за последние пятнадцать лет, обособились в «индивидуальном забеге». Хоть и приоритеты вроде – общие: семья, деньги, общение, любовь, друзья. И секс – в серединке списка и даже водка – в конце, на последней страничке, как ни странно, потому что талдычат постоянно во все уши – самые мы пьющие!
А российской душе была близка солидарность, артельность. Не к единому эквиваленту – «бабкам» стремились, а к единой духовной ценности, – объединяющей людей такой разной, огромной страны. И надо это вовремя понять «кремлёвским жителям». Иначе – ни политтехнологи, не спасут, ни силовики, ни «элита» разжиревшая!
Утренняя «река», дневная, вечерняя. Только на ночь прикорнёт ненадолго, и снова – воспрянет – свежая, бодрая, заряжая энергией скорости и движения, готова трудиться без устали весь день допоздна.
И пластичное время течёт, или твердеет, или испаряется. Трансформируется и вновь готово мгновенно принять любую форму. Если рабочий – тогда время созидательно, осязаемо; и учёный – задумчиво расположился на пространстве огромной глыбы времени; и художник, поймавший взглядом и запечатлевший трепет шумной и не простой жизни вокруг.
И время пахнет этим запечатлённым мгновением. Встаешь с утра, перед тобой исходная формула: – В(время)=? И вписывай в эту «болванку» конкретные данные – что ты, где ты, для чего. И, получай в итоге – счастье? горе? блаженство? Вечность – или солому, жвачку?
К чему это манкое слово – счастье? Не надо расслабляться – есть кусок радости, краткий миг! И – хватит о высоких материях.
Езжу, всматриваюсь, в окружающую действительность, и лезут в голову разные, непроизвольные мысли.
Мне однажды зубы лечили под общим наркозом.
Уснул. Искрится яркое пространство слева и справа, цвета – как химические, слайды мелькают быстро, сменяются поляны цветочные, пузырятся, как «Макрофлекс», множатся, форму меняют, а я в жёлобе этаким бобслеистом скольжу куда-то, – или это тоннель? Но не вниз, а вверх, выше и выше! Дух захватывает!
Вдруг – оказался в большой ладье. Снизу – голубая, до середины, верх – прозрачный, будто фонарь на самолёте, а по форме ладья похожа на большое, стремительное копьё. Шумит что-то негромко фоном, пульсирует какая-то энергия, словно выталкивает ладью, и она плавно несётся вперёд по тоннелю. И не задевает, не рыскает по сторонам, а ровно скользит, плывёт внутри потока.
Потом в себя пришёл. Некоторые моменты чётко вспоминаются, а некоторые – нет! И опасно тянет вернуться в это состояние, уточнить «детали», которые не запомнились с первого раза, заполнить белые пятна.
Вот