Николай, держа автомат в боевом положении, прошёл через пустой двор и толкнул ногой дверь дома. Пронзительно скрипнув, та распахнулась, и Шорину стали видны пустые сени, залитые то ли водой, то ли еще чем – в полутьме не разобрать.
Старшина негромко позвал, но ответом ему была гробовая тишина.
– Народ, выходи! – уже громче крикнул он. – Мы свои, из Губернской Милиции, бояться нечего! Хоть кто живой есть?
В доме царило безмолвие. Николай бросил взгляд назад, но машину с этого места уже не было видно.
– Захожу внутрь, – тихо сказал он в карманную рацию, непозволительную роскошь в нынешние времена для большинства, не считая окружения Губернатора и подразделений полковника Пролякова.
– Окей, – отозвался капитан, еще раз «просканировал» улицу взглядом, выключил двигатель и подбежал к воротам.
Теперь он хорошо мог рассмотреть глубокие чередующиеся борозды перед домом. Они шли поперёк улицы, проходили рядом с повреждённым углом, а затем круто поворачивали и исчезали за другим строением.
Остапенко занял позицию в проёме сорванной калитки так, чтобы видеть одновременно двор дома, улицу, и УАЗ.
Тем временем Николай нырнул в низкий дверной проём и тут же чуть не растянулся на полу: разлитая жидкость оказалась самодельным подсолнечным маслом – сейчас он уже чувствовал его отчётливый запах. Аккуратно ступая, он прошел в конец сеней, где крыша избы покосилась, и через разошедшиеся доски кое-где даже виднелось небо.
«А ведь и завалить может ненароком», – подумал Николай и постарался, как можно тише, открыть перекошенную дверь, ведущую внутрь дома.
Женщину, бледную и растрёпанную, он увидел сразу – она сидела на полу в большой разорённой комнате. На звук открываемой двери она подняла голову и уставилась на Шорина пустыми безумными глазами.
– Вы одна? – зачем-то шёпотом спросил старшина.
Женщина передёрнула плечами и вдруг истошно заорала. Шорин выставил перед собой ладонь.
– Тихо, тихо, – успокаивающе произнес он. – Я свой!
Однако женщина голосила, не переставая. Николай осторожно приблизился к ней, секунду смотрел, а потом отвесил оплеуху. Несчастная дёрнулась, но замолчала, дико тараща глаза.
– Мы из Воронежа, – объяснил Шорин, – отдел по борьбе с бандитизмом. Успокойтесь, все будет хорошо!
Он опустил автомат и огляделся. Обычная общая комната, типичная для деревенского дома в этих местах. Видавший виды сервант – чуть покосившийся, с раскрытыми дверцами, из которого высыпались рюмки и тарелки, старенький, давно не работающий телевизор в углу, а над ним икона с лампадкой. Перевёрнутый стол – по полу разбросаны остатки обеда, скатерть, осколки стекла и фарфора. Слева виднелись ещё две двери.
Впереди стена дома была частично разрушена, да и правая сторона покосилась, ощерившись разошедшимися бревнами. Сквозь разломы просматривался огород с парой яблонь