– Прекрасно. Если вы этого желаете, я наведу справки.
Миссис Поултни несколько устрашилась предстоящего безумного прыжка в лоно истинного христианства.
– Она должна быть безупречна в нравственном отношении. Я обязана заботиться о своей прислуге.
– Разумеется, сударыня, разумеется.
Священник поднялся.
– И желательно, чтоб у нее не было родни. Родня подчиненных может сделаться такой тяжелой обузой…
– Не беспокойтесь, я не стану рекомендовать вам сколько-нибудь сомнительную особу.
Священник пожал ей руку и направился к двери.
– И, мистер Форсайт, она не должна быть слишком молода.
Он поклонился и вышел из комнаты. Но на полпути вниз он остановился. Он вспомнил. Он задумался. И быть может, чувство, заставившее его вернуться в гостиную, было не совсем чуждо злорадству, вызванному столь долгими часами лицемерия – или, скажем, не всегда полной искренности, – которые он провел возле облаченной в бумазейное платье миссис Поултни. Он вернулся в гостиную и остановился в дверях.
– Мне пришла в голову одна вполне подходящая особа. Ее зовут Сара Вудраф.
5
Коль Смерть равнялась бы концу И с нею все тонуло в Лете, Любви бы не было на свете; Тогда, наперекор Творцу, Любой из смертных мог бы смело — Сатирам древности под стать — Души бессмертье променять На нужды низменного тела.
Молодежи не терпелось побывать в Лайме.
Лицо Эрнестины было совершенно во вкусе ее эпохи – овальное, с маленьким подбородком, нежное, как фиалка. Вы можете увидеть его на рисунках знаменитых иллюстраторов той поры – Физа и Джона Лича{34}. Серые глаза и белизна кожи лишь оттеняли нежность всего ее облика. При первом знакомстве она умела очень мило опускать глазки, словно предупреждая, что может лишиться чувств, если какой-нибудь джентльмен осмелится с нею заговорить. Однако нечто, таившееся в уголках ее глаз, а равным образом и в уголках ее губ, нечто – если продолжить приведенное выше сравнение – неуловимое, как аромат февральских фиалок, едва заметно, но совершенно недвусмысленно сводило на нет ее кажущееся беспрекословное подчинение великому божеству – Мужчине. Ортодоксальный викторианец, быть может, отнесся бы с опаской к этому тончайшему намеку на Бекки Шарп{35}, но Чарльза она покорила. Она была почти такая же, как десятки других благовоспитанных куколок – как все эти Джорджины, Виктории, Альбертины, Матильды и иже с ними, которые под неусыпным надзором сидели на всех балах, – почти, но не совсем.
Когда Чарльз отправился в гостиницу, которую от дома миссис Трэнтер на Брод-стрит отделяло не более сотни шагов, с глубокомысленным видом (как всякий счастливый жених, он боялся выглядеть смешным) поднялся по лестнице к себе в номер и начал задавать вопросы