Некому было смотреть, как воин, тушуясь, принял из рук Второй Хозяйки кумысный кубок победы, как поднял его, опустив голову. Негодующие ряды расступались, пропуская чуженина к роще, где ждала привязанная лошадь. Откуда он только взялся, этот желтоглазый?
Звонко окликнула его светлоликая девушка:
– Эй, эгей! Из каких мест ты родом?
Пришлец поворотился и ничего не ответил. Лишь снова оскалил в улыбке зубы, белые, как кипень. Похоже, он не знал языка людей саха.
– Боишься назвать свое имя? – поддразнила девушка.
Гость что-то понял. Остановился, ткнул себя пальцем в грудь и засмеялся всем лицом. Смеялись взлетевшие брови, золотистые волчьи глаза, зубастый рот и твердый подбородок с ямочкой посередине.
– Ба́рро! – крикнул парень гортанно. Перепрыгнул через ручеек, протекающий перед рощей, и слился с тенью деревьев.
– Давненько не было такой славной схватки, – с ублаженным видом сказал Кытанах.
– Не славной, а странной, – осторожно поправил Мохсогол.
– Э-э, да что ты понимаешь в настоящей борьбе? – пренебрежительно махнул рукой старец. – Мои глаза утратили солнце, но уж слух мой получше слуха некоторых глухих тетерь.
Напарник не остался в долгу:
– Кажись, понапрасну глухие тетери заменяют некоторым неблагодарным слепцам их зрение, добрым словом питая бесполезную голову.
– Спасибо и на добром слове, – проворчал Кытанах и остановил приятеля – тот направился было к соседней поляне. Прыгуны раскладывали на ней куски бересты для замера длины прыжков.
После приятных впечатлений старцу не хотелось расстраиваться. Больше четырех двадцаток весен прошло с тех пор, как он считался лучшим прыгуном в Элен. Никто не мог превзойти в кылы́, ыстанга́ и куо́бахе[6] малорослого и щуплого, как подросток, Кытанаха. Что в «заячьем» со сдвинутыми ногами, что в «оленьем» с прыжками нога на ногу, да и на одной ноге.
– Тяжко мне глядеть на нынешних неумех, – жаловался он, по привычке не меняя слово «глядеть» на «слышать». – Ведь в былое время мои прыжки были длиннее моего же роста в несколько раз!
– Сложно припомнить, – пробормотал Мохсогол.
– Не веришь? – рассердился Кытанах и закричал, потрясая посохом: – Не веришь или от зависти притворяешься?!
– Я ж тогда мало знал весен, – вывернулся смущенный напарник.
– Воистину, откуда такому молокососу знать, каким я был! Когда ты еще валялся кверху стручком в чаше-люльке небесного озера, женщины, завидев издали мои ноги, сходили с ума! О-о, они со слезами счастья бежали ко мне навстречу!
– Что такого интересного находили эти дуры в твоих ногах? – полюбопытствовал Мохсогол.
– Мои ноги были стройными! – пронзительно проверещал старец и без сил повис на посохе.
Мохсогол обеспокоенно потряс друга за плечо:
– Что с тобой?
– Не видишь – отдыхаю, – пискнул Кытанах,