– А глаза принадлежали мальчику, который мог растопить женское сердце одним только взглядом.
В ее голосе слышится определенная гордость – гордость за него, Кама. Вот только он пока не в состоянии разделить ее чувства.
– Но самое лучшее находится здесь! – произносит Роберта, прижав палец к его виску.
Роберта начинает водить пальцем по коже его головы, как по глобусу, время от времени задерживаясь на той или иной части черепа.
– В левой фронтальной доле хранятся аналитические и счетные способности семерых отличников, получивших высший балл на тестах по математике и физике. В правой фронтальной доле собраны творческие способности почти дюжины поэтов, художников и музыкантов. В затылочную долю имплантированы цепочки нейронов, взятых у несчетного количества ребят, обладавших фотографической памятью. Речевой центр содержит информацию по девяти языкам. Нужно только активировать эти знания.
Взяв Кама рукой за подбородок, Роберта заставляет его повернуться к ней лицом. Ее глаза, которые были достаточно далеко, когда смотрели на него через зеркало, оказываются совсем рядом. Ее взгляд гипнотизирует, подчиняет.
– Anata wa randamu de wa nai, Кам, – произносит она. – Anata wa interijentoni sekkei sa rete imasu.
И он понимает, что означают эти слова: «Ты отличаешься от людей, родившихся по воле случая, Кам. Ты создан целенаправленно и мастерски».
Он не знает, на каком языке она говорит, но понимает его.
– Каждая часть твоего тела и разума прошла тщательный отбор и взята у самых лучших и умнейших, – продолжает Роберта, – и я присутствовала на всех операциях, чтобы ты слышал и видел меня. Чтобы ты узнал меня еще до того, как все части соберутся воедино. – Роберта на секунду умолкает и, вспомнив что-то, грустно качает головой. – Эти бедняги были слишком неорганизованы, чтобы понять, как распорядиться данными им талантами. И все же, пусть в разобранном состоянии, они реализуются через тебя!
При слове «разобранный» в голове Кама тут же взметнулись обрывки воспоминаний.
Да, он ее видел!
Она стояла у операционного стола, причем без маски, с неприкрытым лицом, потому что смысл ее нахождения там состоял именно в том, чтобы ее увидели и запомнили. Но ведь она не один раз стояла в операционной? Четкие воспоминания из нескольких десятков мест сохранились у него в памяти.
Но ведь это не его память, верно?
Это их память.
Всех одновременно.
Они кричат.
Пока еще остается голос молить.
И в тот самый момент, когда «я есть» переходит в «меня нет»…
…из его груди вырывается долгий, клокочущий вздох. Теперь каждое из этих последних воспоминаний стало частью его натуры, сотканной из разрозненных кусков чужих душ, как лицо – из кусков чужой кожи. Кажется, носить в себе все их страдания одновременно невозможно, и все же Кам это делает. Только теперь ему становится понятно, каким сильным нужно быть, чтобы хранить в себе воспоминания сотни попавших на разборку ребят и не взорваться