Я жил на островке.
Еду и кров, игру и сон
Я не искал по миру —
По миру, коего не знал
И ведать не хотел.
Всю жизнь ко мне со всех сторон
Забота приходила,
Я получал – и не искал,
Лишь спал, смотрел и ел.
Вошёл в игрушечный отдел.
Скользнул пространным взглядом
По тем игрушкам, что потом
Всё снились мне во сне…
«Ты чей, сынок?» Я посмотрел —
Со мной стояла рядом
Седая женщина в пальто
И улыбалась мне.
Я в замешательстве смолчал.
Застыл, пошаркал ножкой,
Скосил глаза – однако нет,
Всё там ещё она.
Пришлось сказать, и я сказал,
Подвинувшись немножко:
«Я свой», – и быстро стал смотреть
На краешек окна.
«Ну ладно!» – засмеявшись вдруг,
Ответила мне дама,
Присела пред моим лицом,
Взглянула мне в глаза.
«Скажи-ка правду, милый друг,
А где же папа с мамой?»
А я все думаю о том,
Что мне о них сказать.
«Я убежал», – и глазки в пол.
Она всё улыбалась.
Я всё никак не мог понять —
Что думает она?
Последний человек ушёл,
И мы вдвоем остались.
Мне никуда не убежать —
Ведь сзади лишь стена!
А я искал, куда слинять;
Она же – изучала,
Ни слова мне не говоря,
Эмоции мои.
«Ну что ж, ты можешь помолчать», —
Скучающе сказала,
И странно, но… боязнь моя
Уменьшилась внутри.
«А как зовут тебя?» – «Андрей».
«А сколько лет?» – «Четыре».
Я, между прочим, не хотел
Расшаркиваться с ней,
Но мне хотелось поскорей
Добраться до квартиры,
Поскольку я давно не ел
От… вредности своей.
А дама, наводя мосты,
Рукою гладя раму,
Сказала, взглядом отразя
Всю нежность, как могла:
«Андрюш… Скажи, а… Хочешь ты
Обратно, к папе с мамой?»
И ласка слов, броню пробив,
Всю душу мне свела,
И я заплакал, и она
Взяла меня за руку
И повела к себе домой.
Я с ней в автобус сел
И так и плакал у окна —
Переживал разлуку,
И, переполненный виной,
Ревел всё и ревел.
И как марионетка, с ней,
Зашел, не упираясь,
В квартиру скудную её —
Два стула, стол, кровать,
Цветов букетик на столе —
И пустота немая…
Но появление мое
Способно оживлять!
И это было нужно ей!
«Я Таня. Т-т-тётя Таня», —
И челку нервно прибрала, —
«Мне нужно позвонить,
А ты – х-хозяйничай смелей,
А я н-найду нам маму», —
И завертелась, как юла.
А я