+++
Проблема небытия – тонкая, её актуальность не всегда понятна, не все понимают, что вся «Исповедь» Льва Толстого вопит к небесам об этом под видом «подросткового» вопрошания «о смысле жизни». Достаточно вникнуть в цитируемое им место из Шопенгауэра. Немецкий философ в ужасе от возможности самоуничтожения воли к жизни как внутренней сущности мира. Ибо что тогда? Ничто! Толстой в ужасе от возможности хоть чьей-нибудь «смерти второй» (хотя и не признаётся в этом, нарочито выставляя себя не верящим в бессмертие души). Ибо что тогда? Ничто? Нет, наш оказался умнее немца.
Но всем (должна быть) близка и понятна тема Отца и демиурга. Во всяком случае, теперь, когда в лице экклесии Иоанновой человечество узнало, что библейский «Бог» вовсе и не Бог, а злой демиург-самозванец, и что об истинном Отце – а Он ОДНО с Матерью – в библии ни слова, если не считать евангельских слов Христа об Отце, оставшихся не понятыми почти никем даже из учеников (всё отнесли к Элогиму).
Платон тоже говорил об Отце:
«Устрояя небо, [Отец] вместе с ним творит для вечности, пребывающей в Одном, вечный же образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем». («Тимей» 37 d; на осн. пер. С. Аверинцева).
Премудрость редко нисходит до полемики с земными мудрецами. Но в данном случае низошла:
«Отец вечен и творит только в вечности, непричастный времени и смерти» (22.10.2006г.).
Здесь «творение в вечности» – вневременная событийность. А «время» – то, в котором неизбежна смерть, время как продук сатты14.
Люцифер
«…непросто было Люци (=Люцифер) совершить космический переворот. Потребовалось наведение порчи – сатты… Сатта (сАТТА) … – замена вечности временем, тем особого рода континуумом15 длительности, который Люцифер, всё больше превращаясь в паука, выпрастовывал из себя как паутину, научившись плести из неё нити соблазнов». (бессмертные 12.08.2009г.).
Следует напомнить, что Элогим – косморептильная ипостась Люцифера, Старший сын…
Истинный Отец вечен и творит только в вечности, непричастный химерам времени и смерти – личинам небытия.
И с ужасом видно, что Платон искренне не различает Отца и демиурга. Не стёр химеру небытия – не разглядел химеричность времени и экскременты паука приписал Отцу.
Таковы трудности олимпийских «вложений».
Зато Платон воспринял свыше интуицию идеи («интуиция» – от intueor «пристально всматриваюсь»), и это окупает все промахи. А вот его ученик Аристотель не смог воспринять. И потому отказался от идей по-платоновски в пользу более доступных решений, акцентировав классификационную функцию «вида» («деление на роды и виды») и превратив его тем самым в общее