– Как бы то ни было, – Маренн вздохнула, – он включил Джилл в список. И не хочет слушать никаких доводов, хотя Скорцени пытался объяснить ему, что в этом нет никакой необходимости. Еще неизвестно, согласится ли он заменить Джилл мной. Ты понимаешь, я не могу отпустить дочь. После смерти Штефана – ни за что.
– Если он не уступит, я попробую поговорить с рейхсфюрером, – наклонившись вперед, Вальтер внимательно посмотрел ей в лицо. – Но отправить в Арденны тебя для меня едва ли легче, чем Джилл, ты знаешь это.
– Тем более со Скорцени, – она опустила голову. – Я понимаю.
Прекрасная и знаменитая Марлен Дитрих, прощаясь, едва скрывала слезы. Но, как истинная актриса, старалась держаться непринужденно и даже весело. Гордость не позволяла дать понять, как она подавлена и как глубоко страдает.
– Я уезжаю, – сказала она как бы небрежно, невзначай, – в Америку.
– Замечательно. Я рад.
Он был вежлив, но холоден, не давая ей ни малейшего повода к сближению. Для него эта история уже была закончена.
– Я рад за тебя. Ты увидишь небоскребы и Миссисипи. Говорят, в Америке много интересного.
– Я уезжаю, – повторила она громче, в голосе сквозили рыдания.
Она смотрела на него с мольбой. Синева ее глаз была полна отчаяния. Он будто не замечал этого.
– Счастливого пути, – ответил он холодно и встал, потушив сигарету в пепельнице. Надел фуражку. Оставались секунды до полного и окончательного расставания. Уже не владея собой, она вскочила. Слезы потекли по щекам, и ему в лицо она прошептала сдавленным голосом:
– Я ненавижу тебя. Ненавижу. Будь ты проклят. Ты не будешь счастлив. Никогда.
Его холодные глаза удивленно блеснули из-под черного козырька фуражки. Он молча повернулся и вышел из комнаты, не произнеся ни слова. Так же, как когда-то вошел в ее жизнь.
«Когда он вошел, в высокой черной фуражке, я поняла, что это опасный мужчина…»
Голос Марлен на старой, заигранной пластинке затих, раздавалось лишь шипение иглы по крутящейся поверхности диска.
Оберштурмбаннфюрер СС Скорцени, оставив фужер с виски на столе и недокуренную сигарету в пепельнице, подошел к проигрывателю и поставил пластинку сначала, потом снова улегся на диван, затянувшись сигаретой. Сегодня он вспомнил Марлен и их прощание. Он понимал, как она страдала. Его собственная боль, которую он старался заглушить спиртным, заставляла вспоминать и понимать Марлен. Тогда он прекрасно знал, что она уезжает из-за него. Потому что не может вынести, что он так холодно и бесповоротно решил поставить точку в их отношениях, поменяв ее на Анну фон Блюхер. Мог ли он представить тогда, что эта далекая