я раньше не видел. Кто это?– спросил я. Полицейский спрятал фото обратно в конверт. Они утверждают, что нашли вас в доме без сознания. Когда патрульный приехал на вызов, они как раз несли вас к автомобилю. Сказали, что собрались везти в госпиталь. Он протянул мне очередной лист бумаги. Здесь перечень вещей, которые были при вас. Посмотрите, все ли на месте. Деньги, часы, может быть, драгоценности, ну там кольцо или запонки. Я внимательно прочитал. Нет, все на месте. А что вам сказал риэлтор? Сержант задвинул резинку поглубже за щеку: мы проверим сэр, не волнуйтесь. Вообще, дом был снят на сестру одного из этих парней, ну, что я вам показывал. И продавать она вроде как не собиралась. Да, подытожил он, путаница какая-то. Напоследок он пожелал мне скорейшего выздоровления. Следом за ним пришел врач. Улыбчивый пожилой джентльмен с бородкой, в прекрасном настроении. От него я узнал, что скорую вызвала полиция. Меня приняли без сознания с сотрясением мозга и рассечением кожи в районе затылка (ерунда, царапина, могли зацепить мебель при падении). Еще пару тестов. Посмотрим динамику. Словом, денек-второй, и отпустим вас на поправку. Нечего тут, юноша, прохлаждаться. Таблетки, видимо подействовали. Боль притупилась, и я заснул. Некоторое время спустя меня разбудил легкий стук в дверь. На пороге появилась Хлоя. Заплаканное лицо, скомканная салфетка в руке. Мы поцеловались. Вернее, она прикоснулась губами к моей щеке с пробивающейся щетиной. Ты должен уехать – первое, что сказала она, присев у кровати. Я покачал головой: только с тобой. Она взяла мою руку, поднесла к губам: прошу тебя. Я прикоснулся к ее коже: мы можем уехать вместе, куда угодно. Ты, я и Чак. Она мгновенно стала серьезной: меня он не тронет. Тем более Чака. Он даже приблизиться не смеет, у него судебный запрет. Может быть, согласился я, но на его псов этот запрет не распространяется. Ты не понимаешь, она изобразила ужас. Это страшный человек.От него сбежать невозможно. Давай попробуем, не сдавался я. Она встала и отвернулась к окну: я уже пробовала. Четыре города за десять лет. Я расклеил ссохшиеся губы в улыбке: значит, я мог стать пятым твоим ухажером, закатанным в асфальт. Дурак, бросила она, не поворачиваясь. Это я вызвала копов. Должна была ехать к тебе, и вдруг кто-то позвонил из школы, просили срочно явиться. Я поехала, а потом додумалась перезвонить Чаку. Он сказал, все ок, мам, все нормально, ни сном ни духом. Ну, я и поняла. Давай потеряемся, прошептал я. У меня есть деньги. Нам хватит. Она не ответила. Долго стояла, разглядывая что-то за окном. Ты не понимаешь, произнесла она наконец. Он отец Чака. Е-нутый на всю голову, но отец. Для него он готов сделать все, что угодно. И потом… – она запнулась. В палате повисло минутное молчание. Ну да, сказал я, он тебя любит. Я ухмыльнулся. Понравилось жить в золотой клетке? Она обернулась. Посмотрела мне в глаза. Затяжным, пронзительным взглядом. А потом, не проронив ни звука, вышла из палаты.
Под вечер мне сделали перевязку и поменяли капельницу. Обычно при сотрясениях нарушается сон, сказала сестра, поэтому мне дали
