– Вы осмелились лично обманывать такого важного человека, как герцог д’Эпернон! Но вот чего я не понимаю, вот чего не могу представить себе: чтобы брат, осыпанный моими благодеяниями, мог хладнокровно задумать погубить сестру свою.
– Я хотел погубить сестру?.. Я хотел?.. – спросил Ковиньяк.
– Да, вы, – отвечала Нанона. – Мне не нужно было ваших рассказов, которые показывают, что вы на все способны: я и без них узнала почерк письма. Вот, смотрите: не станете ли уверять, что не вы писали эту безымянную записку?
Раздраженная Нанона показала брату донос, который герцог отдал ей накануне.
Ковиньяк прочел его, не смущаясь.
– Ну что же, – сказал он, – почему вы недовольны этим письмом? Неужели вам кажется, что оно нехорошо сочинено? В таком случае мне жаль вас, видно, что вы не занимаетесь литературою.
– Дело идет не о слоге письма, а о его содержании. Вы или не вы писали его?
– Разумеется, я. Если бы я хотел скрываться, так изменил бы свой почерк. Но это было совершенно бесполезно: я никогда не имел намерений прятаться от вас. Я даже очень желал, чтоб вы узнали, что письмо писано мною.
– О, – прошептала Нанона с видимым отвращением, – вы сознаетесь!
– Да, милая сестрица, я должен сказать вам, что меня подстрекала месть.
– Месть!
– И самая естественная.
– Мстить мне, несчастный! Да подумайте хорошенько о том, что вы говорите! Что я вам сделала, какое зло? Как мысль мстить мне могла прийти вам в голову?
– Что вы мне сделали? Ах, Нанона, поставьте себя на мое место! Я оставляю Париж, потому что у меня было там много врагов: такое несчастие случается со всеми политическими людьми. Я адресуюсь к вам, молю о помощи. Что, не помните? Вы получили три письма. Вы скажете, что не узнали моего почерка, он совершенно похож на ту руку, которою писана безымянная записка, притом же все три письма были подписаны мною. Я пишу к вам три письма и прошу в каждом сто несчастных пистолей! Только сто пистолей, а у вас миллионы! Это сущая безделица, но вы знаете, сто пистолей моя обыкновенная цифра. И что же? Сeстpa отказывает мне. Я сам лично являюсь, сестра не принимает меня. Разумеется, я стараюсь разведать, что это значит. Может быть, думаю я, она сама находится в затруднительном положении, настала минута доказать ей, что ее благодеяния пали не на бесплодную землю. Может быть даже, она не свободна, в таком случае следует простить ей. Видите, сердце мое искало средств извинить вас, и тут-то узнал я, что сестра моя свободна, счастлива, богата, миллионерша и что барон Каноль, чужой человек, пользуется моими правами и получает покровительство вместо меня. Тут зависть свела меня с ума.
– Скажите лучше, жадность к деньгам. Вы продали меня герцогу д’Эпернону, как продали герцогиню де Шеврез коадъютору. Какое вам дело, спрашиваю вас, заботиться, в каких я отношениях с бароном Канолем?
– Мне? Ровно никакого! И я не подумал бы беспокоить вас, если бы вы продолжали хоть какие-нибудь сношения со мною.
– Знаете