– Вы на что билеты продаете? – не может остановиться Нелка.
– На концерт, – непонимающе отвечает тетя Лида. – А что?
Она подходит к листочку, читает:
– Господи, что за чушь! – Поворачивает к Нелке смущенное лицо: – Вот так опозорят человека ни за что ни про что…
– Кто? – смеется Нелка.
– Да это наш директор повесил, а я не посмотрела. Ты только Женьке не говори, а то она злиться будет.
«Дядя Гера – грамотей», – думает Нелка. Наверху уборщицы ей сказали, что Герман Яковлевич так рано не приходит. «У них работа ночная…»
Нелка ходит по парку. Сейчас здесь ни души, но в самом конце парка есть бойкая тропинка. Ее протоптали на базар жильцы индивидуальных домиков. Чтоб не делать круг по хорошей дороге, они ходят здесь, прямо через кусты. Если сесть на лавочку, можно многих увидеть, ведь сейчас как раз базарное время. Нелка садится. Хорошо, что взяла у Славы рубаху. Ей тепло. Все-таки «Извини, наша юность!» – блеск. Ай да дядя Гера! Она вспоминает певицу Людмилу Петрову, ее невероятно узкое платье. Когда она возвращалась домой, она первым делом кричала: «Люди, спасите меня!» Тогда или Ритка, или тетя Фрида дергали молнию на спине, и несчастная певица «вылезала из оболочки». В общем, она даже неплохо пела, ведь до войны она училась в консерватории. Нелка сидит на лавочке. Лина всегда приходила по этой тропинке. Недалеко от этой лавочки она вытряхивала пыль из туфель. Тоже не любила обходить по хорошей дороге. Нелка смотрит на стадион, на разрушенную электростанцию, на девчонку, которая бежит прямо к ней. «Интересно, знаю я ее или нет?» У самой лавочки девчонка останавливается, смотрит на Нелку, на ее длинные-предлинные ноги.
– Господи, – удивляется Нелка, – неужели Долька? Доля, Недоля, Долорес… Варварина дочка. Как выросла! Когда они кончали школу, она была в шестом. Маленькая рыжая обезьянка. Ее жалели и ненавидели. Жалели, потому что быть дочкой Варвары – удовольствие ниже среднего, ненавидели, потому что рыжая обезьянка была доносчицей и не раз подводила ребят. Нелка была у них отрядной вожатой. Ей неприятна была Варварина дочь, но она боялась собственной необъективности и относилась к Доле-Недоле-Долорес подчеркнуто хорошо.
И вот сейчас Варварина дочь сидит рядом и просто ест Нелку глазами.
– Ух, как ты вымахала! В десятом, да?
Долька кивает.
– А ты что здесь?
– Да вот приехала на практику, в ДК.
– Никогда сюда не вернусь, когда уеду, – со злостью говорит Долорес. – Никогда – клятву дала.
– Ну уж, – смеется Нелка. – Еще как приедешь!
Долька упрямо трясет головой. «Она ничего становится», – думает Нелка. У Дольки рыжие волосы и белая-белая кожа. Варвара не разрешает ей подстричься, и у нее на затылке лежат две невообразимо тонюсенькие косички. Даже банта нет. Уродливые косички, и все. Но зато все, что не вошло в косички, выглядит довольно живописно. Рыжие волосы отчаянно вьются на лбу, за ушами, на самой макушке.