Первая сцена
Франкония.
Зал в замке Мооров.
Франц. Старик Моор.
Франц. Но точно ли вы здоровы, батюшка? Вы что-то бледны.
Ст. Моор. Здоров, что скажешь?
Франц. Пришла почта… письмо от нашего лейпцигского корреспондента…
Ст. Моор (с живостью). Вести о Карле?
Франц. Гм! Гм! – да, вести. Но я боюсь… не знаю… должен ли… Ваше здоровье… Но точно ли вы здоровы, батюшка?
Ст. Моор. Как рыба в воде! О моем сыне пишет он? Что ты так беспокоишься обо мне? – Два раза спрашивал о здоровье?
Франц. Если вы больны – имеете хоть малейшее предчувствие быть больным, то позвольте мне уйти: я выберу другое время. (Вполголоса). Такая весть не для дряхлого тела.
Ст. Моор. Боже! Боже! что я еще услышу?
Франц. Позвольте мне сперва отойти в сторону и пролить слезы сострадания о моем погибшем брате. Я бы должен был вечно молчать – ведь он ваш сын; я бы должен был вечно скрывать его срам – ведь он мой брат. Но повиноваться вам – моя первая, печальная обязанность; потому простите меня.
Ст. Моор. О, Карл! Карл! когда б ты знал, как поведение твое терзает отцовское сердце! Когда б ты знал, что единственная добрая весть о тебе прибавила-бы десять лет к моей жизни, юношей сделала-бы меня, тогда как каждая, – ах! – приближает меня, на шаг к гробу!
Франц. Если так, батюшка, – прощайте! Эдак мы еще нынче будем рвать волосы над вашим гробом.
Ст. Моор. Останься! мне и так не долго жить: пусть он поступает, как хочет! Грехи отцов взыщутся в третьем и четвертом колене… Пусть же он довершает!..
Франц (вынимая письмо из кармана). Вы знаете нашего корреспондента? Палец с моей правой руки отдал бы я, лишь бы иметь право сказать, что он лжец – низкий, ядовитый лжец. Соберитесь с силами. Простите меня, что я не даю вам самому читать письмо: вам и слышать-то нельзя всего.
Ст. Моор. Все, все! Франц, ты избавишь меня от костылей.[8]
Франц (читает). Лейпциг,1-го мая. Если бы меня не связывало нерушимое; обещание не скрывать от тебя ничего, что бы я ни узнал о похождениях твоего брата, любезный друг, никогда мое неповинное перо не причинило бы тебе столько горя. Из сотни твоих писем могу заключить, как подобные вести должны терзать твое братское сердце. Я будто вижу тебя, как ты об этом беспутном, развратном… (Ст. Моор закрывает лицо руками). Видите ли, батюшка! я читаю еще самое сносное… «о развратном льешь жгучия! слезы… Ах они текли, ручьями лились с моих горестных щек!.. „я как-будто вижу твоего старого, почтенного отца, как он, бледный, как смерть“… Боже мой! и в самом деле – хотя еще и ничего не знаете!
Ст. Моор. Дальше! дальше!
Франц. – Бледный, как смерть, надает на стул и проклинает день, когда в первый раз его назвали отцом. Я не мог всего разведать, и из немногого, что знаю, сообщаю тебе только очень немногое. Твой брат, кажется, уж преисполнил меру своего бесстыдства; я по крайней мере не могу ничего придумать, чего