Но, вернемся к тому дню, когда начали существовать два параллельных мира, в одном из которых я была «любимой девушкой Сергея Климова», а в другом – старостой 122 группы.
Вечером 4 сентября была дискотека. Мы стояли в стороне, разглядывая народ. Одна девица была так вульгарно накрашена, что подходила под определение «Панки в городе – спасайся, кто может». Я поймала себя на мысли, что смотрю на нее так же, как несколькими часами раньше кто-то из парней смотрел на меня, когда я целовалась с Гришкой. Откуда эта неприязнь и осуждение? Какое я имела право осуждать совсем незнакомого мне человека, только за то, что она хотела выделиться из толпы. Пусть она потратила на это тонну косметики, ну, так своей косметики. А, вероятно, это была просто ревность к чужому успеху, что кто-то может себе позволить так раскрепоститься, а я не могу. Да, тогда я, пожалуй, не осилила бы такое, моя репутация и так была в конец испорчена. А, кстати та девчонка, на самом деле оказалась очень скромным и милым человеком, просто она тоже, по-своему, дорвалась до свободы, и ее эмоции лежали краской на лице. Танцевать не хотелось, мы пошли спать с предчувствием первого трудового дня. Утром приехали наши мальчишки, я ждала, пока они переоденутся, и мы пошли догонять остальных.
Уныние царило в народных массах, когда мы лицезрели, что нам предстояло. Морковные поля протянулись до горизонта, необозримые, как сама жизнь. Вкалывать до шести вечера – перспектива малоприятная. Мы выбрали с Кублашкой последнюю грядку, но уже через полчаса ударной работы, страшно захотелось сделать перерыв. Мы пошли в соседний лесочек, разложили ватники на сухой опушке, легли. Между нами рос одинокий шампиньон. Вооруженные до зубов ножами типа «мини-мачето», через секунду мы оставили от бедного гриба лишь его трафарет. Довольные своей ювелирной работой, убаюканные легким ветерком, мы не заметили, как заснули.
Пробуждение было резким, как по чьей-то команде. Мы вскочили на ноги. На часах было полшестого. Мы бросились к своей грядке – она была девственно нетронутой. А, наши сокурсники уже пропахали метров четыреста. Над полем пронеслась команда – помогать отстающим. Мы с Ольгой, с легким сердцем бросились на помощь и уже минут через 15 шли по дороге в лагерь. Примерно так мы работали весь месяц. Мы с Кублашкой сразу вспомнили поговорку, что «Дураков работа любит», мы не были дураками. Да, и что напрягаться зря, нам ни к чему было обещанное, за ударный труд, место в общежитии. Главное было добросовестно создавать видимость работы. Пришлось начать часто курить, ибо перекур – это святое. Помню, у Кублашки была трофейная пачка «ВТ», мы ее приговорили за милую душу. И так основным принципом нашего колхозного труда было: «Где бы работать – лишь бы не работать!» Зато поорать во все горло песни «Секрета», поприкалываться над народом и кататься от смеха по земле – это мы были мастера.
Мне